Ованес Азнаурян - Три церкви [litres]

Он подумал, что будет очень трудно. «Зачем жить?» – размышлял он.

В последний же раз Аристакес встретил Анну в декабре, случайно, на улице, недалеко от Оперы. Они поцеловались, и она сообщила, что едет в Англию. Аристакес вздохнул. Анна была весела и жизнерадостна, как всегда. Ее жизнерадостность являлась одной из причин ее успеха у парней, потому что все они были почему-то грустными, все были поэтами в душе.

– Что ты там будешь делать? – спросил Аристакес. Он был небрит и казался каким-то черным – решил вообще не бриться до Нового года.

Анна улыбнулась:

– Для меня найдут работу. У меня там тетя.

– Понятно. Возвращаться не собираешься?

– В этот ад? – Анна широко раскрыла и без того огромные глаза. – Нет уж, спасибо! Я устала!

– Завидую тебе черной завистью!

– Есть чему, правда?

Проехал троллейбус и застрял на повороте. Штанги не сорвало – значит, электричество вырубилось. Люди высыпали из троллейбуса и стали толкать его к остановке, которая была, к счастью, близко. Аристакесу это показалось смешным, потому что троллейбус был огромным по сравнению с людьми.

– Кого-нибудь видишь, слышишь? – задала она всегдашний вопрос бывших одноклассников.

– Нет, – ответил Аристакес. – А ты?

– Только Эрик иногда пишет. Он уехал в Америку.

– Знаю. Он приходил попрощаться со мной.

– Представляю его лицо. Все еще любит?

– Да. Он вздыхал так, что цветы, которые он мне принес, завяли на следующий же день.

– Цветы были несвежие, – предположил Аристакес, но Анна покачала головой. Она была без шапки, в очках с толстой оправой.

– Нет. Просто Эрик слишком много вздыхал, – сказала она.

– Может быть.

Анна спросила, не пригласит ли Аристакес ее в кафе, но тот ответил, что у него нет денег. С некоторых пор он приучил себя не смущаться от того, что у него хронически нет денег. Они помолчали, потом Аристакес спросил:

– Теперь у тебя период прощаний, пожеланий и визитов?

– Да, – ответила Анна. – Я как раз иду к Нелли. Пойдешь со мной?

– Да. А как она, не знаешь?

– Нет.

Она взяла его под руку, и они пошли. Лед сковал панцирем тротуары, и никто не мог с этим бороться: не было соли. В городе не было соли! По радио советовали гражданам купить новую обувь, чтоб избежать падений. Но люди не могли купить новую обувь – она стоила очень дорого, и, несмотря на то что все ходили не по тротуару, а по проезжей части, падений нельзя было избежать. Анна и Аристакес шли и видели, как падают люди. Упавшим помогали подняться, следовал длинный поток ругательств в адрес президента, и, если упавшим оказывался мужчина, его претензии чаще всего перескакивали с личности президента на личность его матушки. Интересно, подумал Аристакес, знает ли президент, что каждое падение приводит к маленькому антиправительственному митингу? И еще он думал об Анне, которая сейчас шла рядом с ним и которую он хотел спросить кое о чем, но так и не спросил. Он чувствовал, что очень любит ее. Анна была в длинной шубе…

Нелли, как ее запросто называли ученики, преподавала язык и литературу. Ей было около семидесяти, но она выглядела намного моложе. Нелли была видной женщиной, все еще красивой и в полном смысле этого слова интеллигентной. Через ее руки прошло не одно поколение выпускников школы, где она работала, и многие из них теперь стояли у руля власти после 1991 года. Все помнили Нелли и продолжали любить. Аристакесу особенно запомнились уроки литературы, когда Нелли переступала границы, предписанные школьной программой тридцатилетней давности, и рассказывала о таких поэтах и писателях, о которых класс, где учились Анна и Аристакес, ни сном ни духом не ведал, хотя и был начитан больше, чем все параллельные классы, вместе взятые. Теперь Аристакес думал о том, как выглядит Нелли, которую он не видел со дня окончания школы.

Анна и Аристакес постучали в дверь – света не было, звонок не работал. Через минуту Нелли открыла и, всплеснув руками, впустила их в квартиру. Аристакес заметил, что она постарела.

– Ох, детки, как хорошо, что вы зашли! Как хорошо! – щебетала Нелли. Анна и Аристакес сели в кресла возле кофейного столика, а Нелли – на диван. – Ну, как вы живете в этом новом мире? – У Нелли был очень приятный голос, тихий и нежный, когда она волновалась, он у нее дрожал.

– Так себе, – ответил Аристакес. – Вот Анна в Англию уезжает.

– Правда? Это прекрасно! Поздравляю, Аннушка, спасешься!

Аристакес заправил сигарету без фильтра в мундштук и закурил.

– А ты все куришь? – Нелли укоризненно посмотрела на него.

– На сигареты пока хватает.

– Я помню, как ты однажды во время урока поднял руку и сказал: «Можно выйти покурить?» – Нелли рассмеялась.

– Это было давно, – улыбнулся Аристакес.

– Не так уж…

Потом говорили об Анне. Нелли сказала, чтоб Анна вела себя хорошо в Англии, и та улыбнулась.

– Я знаю, что ты уже взрослая, – сказала Нелли в ответ на ее улыбку.

– Настолько взрослая, что уже успела развестись, – сообщила почему-то Анна.

В комнате стояли огромные часы, которые били каждые пятнадцать минут, на стенах висели старые фотографии. Нелли угостила их выдержанным коньяком (откуда у нее был коньяк?) и печеньем. Рядом с ней на диванной подушке лежала книга с закладкой. Аристакес не мог со своего места прочесть название.

– Хочу перечитать классиков, – сказала Нелли, словно читая его мысли, – но не очень-то получается. Не могу сосредоточиться. Иногда одну страницу приходится читать по два раза.

– А я читаю детективы, – сказала Анна.

– Вот-вот. Ничего другого читать невозможно.

Аристакес заметил, что на Нелли два свитера и еще жакет; ноги были в валенках (господи, откуда она достала валенки?!), а на голове – вязаная шапка, и Нелли то и дело поправляла ее, хотя в этом, казалось, не было необходимости. Аристакес вздохнул, и изо рта повалил пар. «Холодно у Нелли, – подумал он. – Так ей нечем платить за свет, чтоб включить обогреватель!» – догадался он.

Прошло еще пятнадцать минут, потому что часы опять пробили. Анна сидела в кресле, подняв очки на лоб, на ней была очень короткая юбка. У Анны были красивые ноги, и, когда часы стали бить опять, она положила одну ногу на другую. Аристакес смотрел на Анины ноги.

– Аннушка, ты не боишься ходить в такой короткой юбке? – спросила Нелли, и Анна ответила, что у нее длинная шуба. Аристакес же подумал, что Анне, наверное, бывает холодно, ноги мерзнут.

– Скоро Новый год, – вздохнула Нелли. – Не знаю, что мы будем делать и что вообще будет…

– Ничего не будет, – сказал Аристакес.

– Какой ты мрачный! – фыркнула Анна.

– Тебе-то что? Ты вон в Англию едешь. Там, небось, свет выключали только во время Второй мировой войны.

– А ты бы не уехал, если бы была возможность? – обиделась Анна.