Ованес Азнаурян - Три церкви [litres]

– Да. А с кем говорю я?

– В 1991 году вы в своей лаборатории сделали одно открытие…

– С кем я говорю?!

– Вашим открытием заинтересовано правительство. Наше правительство. Вам предлагают работу, неограниченные возможности, собственный институт…

– С кем я говорю, черт побери!

– Не кричите так, Аво Оганнисян. С вами говорят из Министерства национальной безопасности. Полковник Шаварш Багратович Киракосян, полковник Шаварш.

– Продолжайте.

– Вы должны стать лицом секретным, то есть должны фактически исчезнуть и видеть семью только по субботам и воскресеньям, и то не всегда.

– Я согласен.

– Вы будете получать…

– Я согласен.

– Прекрасно. Кого из прежних ваших сотрудников вы считаете нужным привлечь к работе?

– Я подумаю.

– Послезавтра утром за вами приедет машина. Так что начинайте собираться.

– Не надо.

– Простите?

– Я сам приеду. На автобусе.

– Вы с ума сошли! А если с вами что-то случится?

– Со мной ничего не случится, если за шесть лет ничего не случилось, пока я сидел без дела. Я хочу приехать вместе со своей семьей, на автобусе. Ведь это наше последнее путешествие, не так ли? Так что не беспокойтесь. Завтра вечером я буду уже в Ереване. Забронируйте мне номер в гостинице, пока я не куплю квартиру.

– У вас уже есть квартира, вы даже не беспокойтесь.

– Отлично.

– Наш разговор секретный, надеюсь, вы понимаете?

– Всего доброго.

И вот этот маленький человек, голова которого ценилась настолько, что ради ее сохранности государство готово было послать спецмашину, теперь расхаживал по комнате из угла в угол, несмотря на глубокую ночь, не в силах был успокоиться, и на его губах блуждала улыбка. Это была улыбка завоевателя, одержавшего только что победу при каком-нибудь Маренго или каких-то там пирамидах. Он ликовал в душе. Наконец-то! Наконец-то свершилось! Наконец-то он оценен по достоинству! Его глаза радостно блестели. Ведь он знает себе цену, он знает, ЧТО он такое. Он знает свои возможности, и он знает, что должен быть первым всегда, всегда, всегда… Вообще-то Аво Оганнисян всегда был уверен, что он должен быть первым, выше всех, знаменитее всех (в этом маленьком человеке на самом деле сидел Наполеон; не случайно бывшие сотрудники его лаборатории называли своего шефа «наш маленький капрал»!). Эта неистовая самоуверенность, доходящая порой до наглости (всегда, во все периоды жизни), болезненное самолюбие, желание победить делали его неотразимым и в постели.

Мадам Оганнисян была очень молода (годилась своему мужу в дочки) и была очень красива. Всех без исключения поражало, что же она нашла в своем маленьком и стареющем муже. Когда Луизу спрашивали об этом, она весело смеялась и отвечала:

– Вы не знаете, что он вытворяет ночью в постели.

И действительно: несмотря на свой далеко не молодой возраст, в постели Аво Оганнисян был бог, и Луиза не променяла бы его ни на какого другого, пусть даже молодого самца. Аво Оганнисян давал Луизе все, о чем может мечтать женщина в постели, и ее не волновало, что ее муж настолько ниже ее по росту и настолько старше ее по возрасту. К тому же Луиза Оганнисян, как никто другой на свете, знала, что ее муж гений, а это в постели возбуждает, как призналась она одной из своих подруг.

Первое, что сказала Луиза, когда Аво рассказал содержание телефонного разговора, было:

– Как же я буду жить все дни до субботы и воскресенья?

– Заведешь себе молодого любовника, – спокойно ответил гений.

Луиза Оганнисян не исключила такую возможность, но добавила, что это будет слабым утешением. Аво Оганнисян, в свою очередь, не сомневался, что жена последует его совету, ибо знал, что Луиза не может без секса. Секс был ей необходим, как и вода или еда, хотя – нет: без еды и воды человек может обойтись некоторое время, без секса же Луиза не могла прожить ни одного дня, вернее ночи. В ее такой ненасытности было что-то патологическое, но инженеру Аво Оганнисяну нравилась такая аномалия (аномалия ли это?), ибо секс – причем в таком количестве – удовлетворял то его самое тайное, порой даже им самим не осознаваемое стремление: ПОБЕЖДАТЬ (обладать женщиной для Аво Оганнисяна означало то же самое, что и побеждать). Однако в тот день месяца октября 1996 года голова инженера была занята совсем другим: работой, открытием 1991 года. Отныне в области науки он должен был побеждать, утверждать свое Я, самовыражаться.

Луиза Оганнисян понимала, что завершился еще один период ее жизни, жизни с Аво Оганнисяном. Возвращение мужа в науку означало для нее его потерю, ибо она знала, что если Аво Оганнисян чему-то отдается, то отдается до конца. Она сомневалась, что муж (в уме она подумала о нем уже как о «бывшем») захочет видеть ее и дочь по субботам и воскресеньям. «Нужно подумать», – решила Луиза, но твердо знала, что с Аво она не разведется: ведь он будет получать бешеные деньги!

Дочке их было семь лет, и она мирно спала в своей кроватке, отец по-прежнему ходил взад и вперед по комнате, а мать сидела в кресле и наблюдала за мужем. Теперь, когда за окном была ночь, сомнения все больше овладевали ею, и она думала о том, как будет складываться ее будущая жизнь. Где теперь будет ее дом? В какую школу пойдет ее дочь? Где она сама будет работать? Куда устроит ее муж, Аво Оганнисян, прежде чем исчезнет в глубинах науки навсегда? Как вообще она будет переносить одиночество? И будет ли она одинока или у нее кто-то появится? Теперь она думала о том, что ее все же задело равнодушие мужа насчет того, появится ли у нее любовник или нет. Теперь она чувствовала какую-то досаду: неужели восемь лет совместной жизни будут забыты?.. Восемь лет! Боже, теперь даже подумать страшно, что она вышла замуж в двадцать четыре года! А ведь именно так! Луиза вышла замуж в 1989 году за своего шефа Аво Оганнисяна, заведующего лабораторией одного из НИИ, куда Луиза поступила работать после окончания химического факультета Университета города Еревана… Вот так. И она подумала, что эти восемь лет будут выкинуты со счетов. Сейчас же она чувствовала лишь усталость, какую-то разбитость, ломоту в теле. Кажется, она заболевала, и теперь она с трудом себе представляла, что завтра утром она сядет в автобус и поедет в Ереван.

Она встала с кресла, разделась, причесала волосы.

– Я ложусь спать, – сказала она.

– Да, да, да, да, да, да, – сказал Аво Оганнисян тоном человека, которого отвлекают от важных мыслей. – Спокойной ночи, дорогая… Отлично, отлично, так и сделаем!..

Луиза Оганнисян пожала плечами и легла. Потом ее сердце вдруг защемило от тоски.

«Ох, уж эти гении! Восемь лет я потеряла, восемь лет! Восемь лет я отдала этому человеку, восемь самых молодых лет!» – подумала она и заплакала от жалости к самой себе. Плакала она бесшумно, так, чтобы не разбудить Сирушик, которая спала рядом, и чтоб Аво не заметил. Но Аво Оганнисян теперь ничего и не замечал. Походив еще немного по комнате, он достал из ящика письменного стола стопку писчей бумаги и стал что-то быстро и мелко писать, продолжая курить сигарету за сигаретой. Он писал до самого утра и отвлекся от своей работы только тогда, когда Луиза, собрав все вещи и упаковав все в чемоданы, сказала, что они уже опаздывают на автобус. На самом деле: внешний мир для Аво Оганнисяна перестал существовать. Ох, уж эти гении!