Ованес Азнаурян - Три церкви [litres]

К предложению Сурика Барсегяна стать его любовницей Ванда отнеслась весьма и весьма спокойно. Зная Сурика (красивый, самоуверенный, не старый(!), неглубокий, посредственный), Ванда решила, что наконец в нем найдет тот идеал взаимоотношений, к которому, как ей казалось, она всегда стремилась: легкие, ни к чему не обязывающие, основанные лишь на сексе, в общем, «цивилизованные отношения между взрослыми людьми» (выражение самой Ванды). То, что Сурик будет изменять жене, ее мало волновало. Вообще Ванда была уверена, что, если муж уходит от жены, заводит любовницу, виновата сама жена, и никто другой (так думают, наверное, все незамужние женщины, разведенные и вдовы). Кроме всего прочего, в момент предложения Сурика Барсегяна у Ванды не было мужчины, что уже начинало ее нервировать, и поэтому она согласилась даже с некоторой радостью. В очередной раз, когда Клара сказала, что Сурик Барсегян ей не пара, она ответила:

– Жить-то надо…

И Клара не поняла ее: ведь Ванде достаточно было свистнуть, и у нее отбоя не будет от мужчин, да Ванда и сама очень хорошо понимала это, но ей, видимо, уже надоело каждый раз «свистеть». Что же до Сурика Барсегяна, то, видит Бог, она не хотела, чтоб он влюблялся в нее. Когда она почувствовала, что сердце Сурика дрогнуло, она поняла, что и на этот раз ей не повезло; она поняла, что рано или поздно (скорее – рано) она его бросит. При этой мысли она всегда вздыхала и чувствовала себя ужасно лицемерной…

Сурик Барсегян в то июльское утро 1996 года все еще прохаживался по гостиной, когда снова появилась Ванда.

– Что-то ты сегодня рано, Сурик, – сказала она, обнимая его.

– Я сказал дома, что меня посылают в однодневную командировку, – сказал Сурик, целуя ее в шею.

– Дура же твоя жена, если верит тебе.

– Так она ведь меня любит.

– Терпеть не могу, когда ты такой самодовольный!

– Я просто очень хотел тебя видеть. Я по тебе соскучился, – сказал он очень нежно.

– Если ты имеешь в виду секс, – сказала Ванда, – то знай, что я только что оделась и вовсе не собираюсь снова раздеваться.

– Я имел в виду не только секс.

– Значит, все же за один день можно соскучиться? – съязвила Ванда.

– Перестань! Мы не виделись не только вчера, но и в пятницу тоже, не на работе, а после…

– Ах, да-а-а! – улыбнулась Ванда. – Я и забыла, что в пятницу ты, как добропорядочный муж, ровно в 18.00 с работы помчался прямо в объятья жены!

– Но я ведь объяснил, почему мне пораньше надо было быть дома в пятницу: у Аэлиты был день рождения.

– Дни рождения твоей жены меня не интересуют! Что же ты ей подарил?

– Прекрати!

– Ну, хорошо! А вчера?

– Вчера я был на свадьбе у одного из моих родственников. В церкви сурб Григор Лусаворич на улице Амиряна. Ну, а потом был ресторан. Неудобно было не пойти.

– О, конечно! Просто, знаешь, у тебя слишком много родственников.

– Да, это правда. Но все это не имеет значения, поскольку я сегодня свободен весь день.

– Неплохо, – сказала Ванда. – Пошли завтракать?

– Давай, – сказал Сурик. – Признаться, я очень голоден.

– Что же тебя дома голодом-то морят, бедненький! Пойдем, я тебя накормлю. Только сначала включим магнитофон. Обожаю завтракать под музыку.

На кухне она вскипятила воду для кофе и стала варить яйца. Достала из холодильника масло, сыр, вчерашний салат.

– К сожалению, ничего другого нет, – сказала она. – Поленилась вчера купить.

– Ничего, – сказал Сурик Барсегян. – Для завтрака сойдет.

– Ты ужасно великодушный! – Она положила на стол тарелки, ножи, вилки. – Пиво хочешь?

– Нет.

– А я выпью. Люблю пиво.

– Я это знаю. Странно, что ты не толстеешь.

– От пива толстеют только мужчины, – сказала Ванда («Откуда она знает такие вещи?» – подумал Сурик).

Он смотрел на нее и думал, что его жене далеко до Ванды (бес сравнения, сидевший в нем очень крепко, опять проснулся). Ванда была в длиннющем сарафане с большими пуговицами, нижние шесть из которых Ванда никогда не застегивала; она была босиком, очки были подняты на лоб, и волосы, как всегда, завязаны сзади, в то утро – зеленым шнурком. Сурик думал о том, что Аэлита никогда не завязывает волосы шнурком, никогда не ходит босиком по квартире, никогда по утрам (и вообще никогда) не пьет пиво. И он вздохнул. Ванда не обратила на его вздох никакого внимания (вообще в последнее время Сурик часто вздыхал) и продолжала о чем-то болтать.

Они позавтракали, потом пили кофе и курили.

– Давай поедем куда-нибудь.

– Куда?

– Не знаю. За город. В какой-нибудь ресторанчик.

– Какие мы богатенькие! Разжились на работе в министерстве, парон [38] Господин (арм.). Барсегян?

– О да! Я беру взятки от разного рода санэпидемстанций, которые инспектирует наш отдел, возглавляемый достопочтенной, честнейшей, кристальнейшей мадам Кларой!

– Так вы, стало быть, берете взятки, парон Барсегян?

– А ты думаешь, Ванда-джан, что подарки, которые ты получаешь, куплены на зарплату?

«Вот свинья! – подумала Ванда. – Я так и знала, что он когда-нибудь напомнит мне о подарках!»

Вслух она сказала:

– Можете подарков мне больше не дарить, парон Барсегян.

– Ладно, – рассмеялся Сурик. – Давай заканчивать эту пустую болтовню. Решай: едем мы за город или нет.

– Не знаю, пока не решила. Потому что поехать с тобой за город означает отказаться от одного свидания.

– Свидания с мужчиной?

– Да. Ты ревнуешь?

– Ты должна поехать к сыну?

– Так ты знаешь о его существовании?

– В наш век очень трудно что-либо утаить. Неужели ты думаешь, что, по крайней мере за эти полгода, которые мы провели вместе, никто мне об этом не рассказал?

– И ты ничего не говорил?

– Нет, – сказал Сурик Барсегян. – Я не понимал, почему ты сама мне этого не скажешь, и думал, что тебе не хочется об этом говорить.

– А ты хороший парень, Сурик! Деликатный даже!

– Хорошо, что ты наконец-то это поняла. Могло быть и хуже.

– Хочешь, я тебя поцелую?

– Нет. Только потому, что я проявил такт, меня целовать не надо.

– Как ты высокопарно говоришь! «Проявил такт»! Боже!

– А ты зато всегда насмехаешься надо мной. Я к этому уже привык.

– После сегодняшнего, – сказала Ванда, – обещаю больше никогда не насмехаться.

Помолчали. Потом Сурик спросил:

– Ну, так мы едем?

– Пожалуй, что так, – сказала Ванда. – Только мне надо будет принять душ. Хочешь вместе со мной?

– Очень хочу.

– И ты будешь любить меня хорошо?

– Да.

– И будешь делать, что я скажу?

– Да.

– И позволишь мне делать, что я захочу?

– Да.

– Допивай же скорее кофе!

– Нет, – сказал Сурик Барсегян. – Я буду медленно-медленно пить кофе, чтоб продлить удовольствие ожидания!

Ванда встала из-за стола, подошла к Сурику и села ему на колени.