Тоомас Винт - Остановка в городе: Рассказы и повесть

Лошадей было три. Одна белая, как снег, и две вороные. Вороные стояли друг против друга, опустив головы одна другой на шею. Белая лошадь стояла поодаль. Андрес подошел к ней и протянул пучок травы, лошадь съела ее, коснувшись мягкими губами руки Андреса. Андрес нарвал еще травы, лошадь съела и ее, глядя на мальчика своими большими красивыми глазами. Неожиданно из зарослей выбежал мужчина и закричал что-то злым голосом. Андрес повернулся и зашагал прочь, думая о том, что, конечно же, цыгане этих лошадей украли и потому нельзя подходить к ним. Он оглянулся и увидел, что мужчина, размахивая руками, бегает вокруг лошадей, пытаясь отогнать их друг от друга. Андрес остановился и стал внимательно наблюдать за ним, ему показалось, будто он уже где-то видел этого мужчину, и внезапно он все вспомнил.

Помню, что когда я пришел на пляж, Рита сидела на песке. Голова ее была опущена, и она смотрела, как на песчинках сверкает солнце. Потом она оперлась на правую руку и так и осталась, вполоборота, прямо под солнечными лучами. Мне показалось, что я смотрю не на живого человека, а на статую, высеченную большим мастером: все в ней было совершенно. Внезапно меня охватило какое-то непонятное щемящее чувство. Я повернулся к Рите спиной и пошел в воду. Низкие волны катились мне навстречу, и я не заметил, как очутился по колено в воде, тут я испугался и побежал на берег. Рита с улыбкой смотрела на меня — она ничуть не удивилась моему неожиданному появлению — и ей стало смешно, что я полез в воду в одежде. Я тоже рассмеялся, скинул одежду, и мы бросились в море. Мы брызгали друг в друга водой, брызги взлетали к солнцу и сверкающим ореолом окружали прелестную головку Риты.

Вода была очень теплой, и мы заплыли далеко. Я несколько раз пытался неожиданно нырнуть под воду и схватить Риту за ноги, но ей удавалось выскользнуть из моих рук; наконец я схватил ее и потянул вниз. Она не ожидала этого, наглоталась воды, закашлялась, и я подтолкнул ее наверх, но тут мне снова захотелось утянуть ее под воду. Мною овладело непреодолимое желание, которое, пожалуй, можно было объяснить минутным помрачнением рассудка. Я тут же отплыл подальше: я был противен самому себе, и в течение нескольких минут я не мог даже смотреть на Риту. Мне казалось, что желание утопить ее сродни желанию броситься со скалы вниз, которое всегда мучает меня, когда я вижу под собой бездну, и уж, конечно, в этот момент я не владел собой.

Позже, когда мы лежали на песке, Рита спросила, почему я вдруг отплыл от нее. Возможно, она поняла или инстинктивно почувствовала, что происходило во мне. Я промолчал и был благодарен ей за то, что она больше об этом не заговаривала.

Часам к шести облака все чаще стали заволакивать солнце, и мы решили уйти с пляжа. Вначале мы шли среди низкорослых прибрежных сосен, затем по лесной дороге, которая очень скоро перешла в широкий луг. Сено было уже скошено и стояло в копнах. Для меня нет ничего более восхитительного, нежели совокупность всех летних запахов — запах свежескошенного сена. Я бросился на сено и остался лежать с закрытыми глазами, Стебельки покалывали лицо. Вокруг было удивительно тихо, даже слабый шорох казался мне грохотом низвергающейся лавины.

Я расслабился и почувствовал, что на меня наваливается сон. Это очень удачное выражение — наваливается сон, действительно, он наваливается, и тут уж никуда не денешься. Я думал, что Рита лежит где-то поблизости, и что если я в самом деле засну, то она вскоре меня разбудит. Я совсем расслабился, и на меня навалился сон.

Я проснулся, когда уже смеркалось, рассыпанные по ровному лугу копны сена казались мне съежившимися от страха людьми. Тяжелые темные тучи стояли неподвижно, и неподвижное их безмолвие распространялось на все. Низко над лугом пролетела большая птица, и я несколько мгновений следил за ее полетом, затем отряхнул одежду от налипших на нее стебельков и быстрым шагом пошел прочь. Выйдя на дорогу, я увидел мчавшуюся мне навстречу машину, фары у нее были зажжены, и я шутки ради поднял руку.

Машина остановилась. Я удивился и уже собрался было попросить у шофера прикурить, как вдруг увидел, что за рулем сидит молодая красивая женщина, и тогда я попросил подвезти меня до города. До этого у меня ни разу не возникло мысли вернуться в город, и машину я остановил просто так, но теперь, развалившись на удобном сидении и слушая льющуюся из приемника музыку, я отчетливо осознал, что я все еще свободный, а не женатый человек, который обязан отчитываться перед женой в каждом своем шаге. Я украдкой разглядывал женщину за рулем: она была не только красива, но и очень элегантна, и, как мне показалось, ехала с бешеной скоростью, но при этом уверенно. Я спросил, отвезет ли она меня обратно, возникни у меня такое желание. Дама улыбнулась и сказала, что сделает это только при одном условии: если я сумею доказать ей, что это необходимо. Упали первые капли дождя. Я попросил, чтобы она сбавила скорость.

Она не послушалась и продолжала мчаться. Дождь усиливался, молнии прорезали сумрак. Я почувствовал, как меня сжимает страх, хотел попросить ее остановить машину, и вдруг понял, что боюсь вовсе не аварии, нет, меня беспокоит мое решение бежать в город. Затем я спросил у женщины, ужинала ли она, и не дожидаясь ответа, пригласил ее в кафе на берегу моря, откуда мы могли бы смотреть, как молнии бьют в воду. Она сбавила скорость, и, казалось, обдумывала мое предложение. Я добавил, что хотя она и торопится в город, однако все же могла бы пойти мне навстречу. Она не ответила.

Когда мы доехали до кафе, она все еще колебалась, я взял ее за руку и чуть ли не силком потащил на край обрывистого берега, и тут мы увидели море. Над морем сверкали молнии, каждый удар в воду поднимал и швырял на берег бурные волны, их пенные гребни походили на чаек, которые, словно чего-то выжидая, на миг погружались в темноту, и следующая вспышка молнии заставала их все в том же ожидании. Где-то поблизости от нас застонало дерево, яростный дождь хлестал в лицо. Неожиданно заиграл оркестр. Звуки знакомой мелодии стерли это зрелище, и мы, промокшие насквозь, побежали в кафе. Когда мы уже сидели и смотрели на море через окно, впечатление, которое несколько минут тому назад произвела на меня гроза, рассеялось. Я хотел сказать об этом своей спутнице, но она прервала меня, заметив, что на краю обрыва ее все время не покидало чувство, что я хочу столкнуть ее вниз.

С того дня я больше не встречал Риту. Сначала я скучал по ней, а затем все, что было, превратилось, пожалуй, лишь в эротическое видение, посещавшее меня в мои одинокие вечера. Я забыл ее лицо, и те пять отделенных друг от друга дней, когда мы были влюблены, заняли место рядом с другими приятными воспоминаниями. И все же, всякий раз, когда я иду купаться, мне приходит на память, как меня охватило желание утопить ее тогда. Позднее, когда я уже смог размышлять об этом спокойно, я понял, что все это было вызвано переутомлением и желанием не спешить с женитьбой. Правда, после нашей последней встречи я хотел сразу же, на следующей же неделе, разыскать ее, но что-то мне помешало. Потом я ждал, что она позвонит, потому что это она бросила меня в тот раз на лугу, а сама ушла. Но она не позвонила, и потому стала для меня лишь воспоминанием.