Дмитрий Ахметшин - Пропавшие люди

Попутчица симпатичная, стройная. С пышными белокурыми волосами, заплетёнными в косу. Сразу видно, за собой ухаживает, и в то же время не холёная. Кажется, она только-только осознала, что легко может нравиться мальчикам, и не совсем ещё поняла, что с этим делать. На запястьях пара фенек и тяжёлый, но изящный браслет из блестящего металла.

— Привет.

— Привет, — неохотно отвечает та. Придвигает к себе громоздкий багаж. — Не мешает?

У неё подёрнутые зелёным глаза — именно так, не зелёные, а только слегка, под каким-то углом зрения, похожие на почки, готовые выпустить на волю сочно-зелёные лепестки. Бледные, как молочная пенка, щёки с очень приятными ямочками. Есть люди, которые такие ямочки не замечают совсем, а другие готовы идти за их обладательницами хоть за семь морей. Если ты их хотя бы заметил — считай, что пропал. В ней всё дышит спокойствием и робостью, даже руки чинно собраны на коленях. Ноги, кстати, под тугими джинсами острые в коленках и ломкие, как у лани.

— Нисколечко.

Девушка втискивается между столом и койкой напротив.

— Хочешь чаю?

— Не-а. У меня свой.

— Вот и отлично. Угостишь меня своим, а я тебя — своим, — подмигивает она. — Зачем едешь в Самару? Посмотреть на вокзал?

— Какой вокзал? И зачем мне на него смотреть? — она всё ещё немного обескуражена. Не столько неожиданным вопросом, сколько напором незнакомки.

Та замахала руками.

— Новый вокзал! У нас строят. Красивый. Правда, немного похож на это самое, — она понизила голос, — на фаллос. На него многие ездят посмотреть.

— Что, правда? Только за этим и едут?

— Ну, может быть, не только за этим… а как тебя зовут? Я Таня.

— Лена.

— Какая угрюмая, — улыбнулась Татьяна.

— В поездах не приходится рассчитывать на приятные знакомства, — неохотно ответила девушка.

Татьяна подумала и признала:

— Пожалуй. Я за кипятком. Тебе нацедить? Будем пить чай.

И не дожидаясь ответа ухватила со столика кружку.

— Правда, у меня не с чем. Только сахар.

Попутчица немного оттаивает. Застенчиво улыбается, и ноздри её делаются округлыми, как две вишнёвых косточки.

— У меня есть печенье, — говорит она убегающей Тане.

— Значит, ты неплохо знаешь город, — заключает Лена.

Они пьют горячий лимонный чай. За окном под перестук колёс небо скупо роняет снежинки. Лес, одинокие дома, линии электропередач с провисающими проводами на которых качаются вороны, снова дома с наносом из осеннего мусора…. В детстве Таня думала, что такие дома растут прямо из земли. Кто будет по доброй воле селиться возле железной дороги? Нет, дома здесь растут сами, как грибы, сначала показывается слой прошлогодних и позапрошлогодних прелых листьев, из-под него — крыша в крупинках росы, потом пузатая ножка с окнами, зелёной дверью и крыльцом. А иногда всё начинается с печной трубы, которая сначала приглядывается к миру хитрыми вороньими глазами, а потом вытягивает за собой всё остальное. Словно улитка, что сначала показывает рожки.

— Город тоже, — отвечает Таня, кроша на колени печеньем. — Главное, знать людей. А нужных людей я знаю почти всех.

— Ты можешь мне не поверить… — Лена тщательно подбирает слова. — Я еду к парню. Точнее, искать парня. Уже год о нём ничего не слышала.

— Верю, — заинтересовалась Таня.

— Я думала, сложно поверить в то, что человек может так вот просто сорваться в другой город, не имея жилья и друзей, — грустно говорит соседка по купе.

— Я постоянно так делаю, — машет рукой темноволосая. В другой руке у неё кружка чая с кусочком сахара на дне. — Так что там? Про парня?

— Его зовут Арсений. Такой, голубоглазый. На гитаре играет.

— Арс?!

Брови Лены поползли наверх.

— Ты его знаешь?

— Конечно. Одно время даже жил у меня. Нет-нет, ты не думай — как сосед.

— И? Как он там?

— Живёт, — Таня хмурится, её брови так же, как недавно ползли вверх брови собеседницы, ползут вниз. — Правда, уже не у нас. Он сейчас в Питере.

Заготовленный вопрос замерзает у Лены на губах. Она молчит, сцепив руки вокруг колена. Когда вновь открывает рот, голос тихий, как шелест страниц, и Таня едва слышит его сквозь стук колёс:

— Он мне не писал. Совсем.

— Без истерик, милая. Только без истерик.

Таня пересаживается к соседке. Обнимает её за плечи.

— На днях он должен приехать в Самару. И обязательно заглянет ко мне. Я устрою так, чтобы вы встретились. — Она облизывает губы и прибавляет: — Но перед этим надеру этому засранцу задницу.

— Не стоит, правда, — без энтузиазма говорит Лена. Но надрывные нотки из голоса пропали. — Значит, он добился успеха? Исполнил свою мечту?

— Нет. Не совсем. Он сейчас как спущенный с поводка тойтерьер на газоне. Бегает и нюхает каждую кочку.

Лена улыбается.

— Как он тебе? И как вы познакомились?

Таня собирается с мыслями, всё так же, по-мальчишески, обнимая Лену за плечи. Потом рассказывает.

— Он симпатичный, — прибавляет она в конце. — Правда, очень странный. Но будь я немного помладше, по любому закрутила бы с ним романчик…

Татьяна замечает, как меняется выражение на лице соседки, и поспешно прибавляет:

— Он о тебе рассказывал.

— Правда, рассказывал?

Таня загнана в угол. Чувствует, что краснеет, и признаёт:

— Не много. Такой же замкнутый, как и ты. Я такие вещи в людях чувствую. Отчужденность. — Она неуютно водит плечом и прибавляет с улыбкой: — Но я надеюсь посмотреть, как вы будете молчать вместе.

— Парень оказался абсолютной бездарностью. Мне жаль, что потратил на него столько времени.

Злой хмурится и смолит сигарету. Мало кто мог вспомнить дни, когда Юрий улыбался и был всем доволен. А когда это всё-таки случалось — случалось не само по себе, а под действием самой обычной травы. От алкоголя Злой становился всё мрачнее и мрачнее, пропорционально количеству и градусу принятого. Вот и сейчас две бутылки жигулёвского превратились в суровые складки на лбу.

— Арсешка у тебя и не задержался. — Пожимает плечами Таня. (Перед тем как пойти в бар, где со своей группой должен выступать Арс, недавно приехавший из Питера, они с Леной зашли к Юрию, живущему неподалеку). — Он как ветер в поле, ей-богу.

— Я пытался учить его музыке, — бурчит Злой. — А он не усвоил даже правила хорошего тона.

— Юре просто не нравится то, что Арсений сейчас играет, — шепчет Таня сидящей по соседству Лене. Лена, только что робко жавшаяся на стуле, разомлела от горячего чая и варенья. Кажется, от неё вот-вот начнёт отставать пластами талый снег.

Злой, услышав, раздражённо хлопает ладонью по столу.

— Играет? Разве это музыка? Крики под безумный грохот… В этом нет души.