Дмитрий Ахметшин - Пропавшие люди

— Что?

— Это же Fake Plastic Trees, вот что это.

Толпа тает, словно льдина, от которой разлившаяся по весне река откалывает и уносит прочь всё новые куски. Мамаши берут своих чад под мышки и спешат прочь, старики слиняли со своих лавочек ещё перед тем, как Арс стал центром внимания, словно полоумный чёртик из табакерки. Зрители помладше тоже начали разбредаться, но на выходе из парка словно бы остановились покурить, оглядывались напоследок. Всем хотелось знать, чем закончится представление, грёбаное шоу Бенни Хилла.

— Пошли к нему… да отвяжитесь вы от меня! Я и сам могу идти.

Лена и Семён послушно отстали.

— Я не смогу, — как заклинание повторяет Семён, и гитара бессильно бьётся о его ноги. — Я не смогу.

— Тогда заткнись и не ходи, — Лена чувствует резкий укол неприязни, к себе, в том числе, и не может сдерживаться.

Семён затыкается, но по-прежнему плетётся следом.

Пока они подбираются ближе к сцене, среди тех, кто остался, настроение неуловимым образом начинает меняться. Теперь это что-то ироничное, почти снисходительное.

— Давай! — кричит кто-то со смехом. — Жги, Кравиц!

Они пробираются к цели теперь плотно сбитым клином, гитара Семёна в чехле нелепо качается у него за спиной. Абба держит перед собой, словно ножницы, чёрные барабанные палочки. Их замечают.

— О, идиотов прибыло, — добродушно говорят справа. — Обломись, ребята, мне жалко на вас второй сосиски. Поделите с тем красавцем первую.

Недалеко стоят студенты старших курсов, с рюкзаками, с папками под мышками, в рубашках навыпуск и модных очках с жёлтыми или бутылочно-зелёными стёклами. В руках почти у всех по гамбургеру, по кругу ходит бутылка с высоким горлышком. Девушки курят и говорят между собой высокими голосами с симпатичной хрипотцой. «В наше время голос ломается у всех», — говорил дедушка Лены. Он работает на бирже труда и, по собственному выражению, «Навидался всякого». «А ещё немного, и мужики начнут рожать детей», — отвечала на это её мама, и Лену это обыкновенно смешило. «Что, хохотушку поймала? — говорила мама. — Смотри, не найди себе такого».

Арс вздрагивает, услышав бас-гитару, опускает ноги в кефирно-пивную лужу. Семён терзает инструмент, будто бомбардировщик, пролетая над Перл Харбором, сбрасывая на цели груз звуков. Барабаны Аббы раздирают воздух в клочья. Лена обхватывает микрофон влажными ладонями и поёт, сначала подражая голосу Йорка, а потом не подражая уже никому, перебирая слова и вкладывая в каждую частичку своего сегодня, чтобы забыть и никогда больше не вспоминать.

Электричество им вырубили через десять минут, но они упрямо допели песню до конца, до финального аккорда. Оставшийся без дела Семён просто садится на корточки, сложив руки на инструменте. В меркнущем свете Лена видит пятна бледности на его пухлом лице и стоячий воротник рубашки, голова высовывается из него как шляпка гриба из розеточки.

Какая-то часть студентов ещё топчется внизу, невзирая на взвод дворничих, что наседают на них со своими мётлами и лупят по ногам, пытаясь достать чипсы и кожурки от семечек. Может, кто-то из этих ребят разбил камнем скулу Арса или кинул в него едой, но сейчас они выглядят довольно мирно, и Лена очень им благодарна.

Они спустились следом за Арсом по лестнице, трое уцелевших солдат-партизан за своим лейтенантом, как в каком-то старом кино про войну. Между ними плещется молчание, и все четверо знают, что отныне это море не переплыть ни на одном судне. Только и остаётся, что пользоваться сигнальными флажками и орать, сложив руки рупором, как делал парень по кличке Бодрый.

«Возникли противоречия с другими музыкантами», — позже скажет Юрию Арс, его самого будет тошнить от этого гладкого слова. «Противоречия», словно на школьных дебатах, до которых он, слава Меркьюри, не дожил. «Пиндец», — так скажет Абба и попадёт в самое яблочко.

Двери в квартирах этого дома открываются немного страшно. Тишина, и вдруг рыхлый лязг замков, глухой неприятный звук, когда дверь толкают с той стороны. Ворчание собаки где-то на заднем фоне. И тягостное ощущение на затылке, когда кто-то смотрит на тебя в дверной глазок. Молодой человек почувствовал его ещё до того, как повернулся в замке ключ.

В ожидании, когда ему откроют, он играет с подъездной кошкой. Прутик шевелится в руке, чудом уцелевший на конце листок качается, когда кошка ловит его лапой или, притаившись, бросается сверху, пытаясь прижать к полу. Он сам не знает, зачем его содрал, просто вдруг потянуло. Ну, вот и пригодился. Ничего в мире не происходит просто так.

— Что ты тут делаешь? — настороженно спрашивают в щель.

Кошка убегает, сверкнув подушечками на лапках, как будто подмигнув. Молодой человек тоскливо смотрит ей вслед.

— Жду, когда вы проснётесь. Мне ваш адрес дал один мой друг.

— Аа. Подожди. Только не кури.

Дверь затворяется, хотя замок на этот раз молчит. Молодой человек ждёт. Гитара в матерчатом чехле покоится на сгибе перил.

Минут через пять дверь распахивается снова.

— Входи. Я проснулась.

Стоит на пороге, вода струится по рукам и пятнает бетон, придавая ему сходство с перепелиным яйцом. Изо рта торчит зубная щётка, губы и подбородок измазаны пастой.

— Входи же.

На жёлтой майке и линялых джинсах тут и там темнеют влажные пятна, и юноша представил, как она, склонившись над раковиной, шумно плещется. Фыркает, как кошка.

— Хотела сначала умыться, но потом подумала, что тебя увидят соседи. Сверху живёт бабка. Гоняет всех. Вчера прогнала пса, который жил на втором, возле лифта.

Говорит она очень чётко, разделяя слова. Даже с зубной щёткой за щекой.

Паренёк топчется на пороге, застенчиво хлопает голубыми совиными глазами.

— Это её кошка?

— Какая кошка?.. Ты заходи.

Не дожидаясь ответа, она топает куда-то, где звенит о дно ванны вода. Волосы у неё на затылке торчат задорным хохолком.

— Ты откуда? — доносится с той стороны.

Юноша осматривается. Прихожая как прихожая. Разве что непомерно высокие белёные потолки. У двери громоздится красный китайский пылесос. Сложена рыхлой пирамидой обувь.

— Из Пензы.

— Добро пожаловать в Самару. Как зовут?

— Арсений. Арс. А вас?

— Не люблю, когда мне выкают, — отзываются недовольно. — Кажется, что меня много. Зовут Таня. Или Птах. Как хочешь. Проходи в комнату, я сейчас.

Арс выползает из ботинок, неловко ладит чехол с гитарой к вешалке. Сажает сверху свою выцветшую кепку. Спрашивает громко:

— А нас не застукают?

— Родители? Я живу отдельно.

Таня выбирается из ванной комнаты. На голове причудливым тюрбаном сидит полотенце, опустив на плечи влажные махровые лапы. Арс решил, что она старше его лет на пять. А может, и на все семь.