Александр Мигунов - Сказки русского ресторана

Электричка оказалась переполненной; нам повезло в неё как-то втиснуться, а кое-кому на той же платформе пришлось дожидаться другого поезда. Мне, кстати, не нравятся все слова, в которых есть понятие везения . И везение и невезение так же обманчивы и ненадёжны, как, скажем, обманчив кивок девушки, с которой вы только познакомились на аллее парка культуры и отдыха, и которую вы как бы уговорили встретиться с вами завтрашним вечером. Если вникнуть в эти понятия, как часто то, что считалось везением, в результате оборачивалось невезением, и, соответственно, наоборот.

Вам повезло войти в электричку, но одновременно не повезло довольно долгую часть дороги простоять в переполненном душном тамбуре, и в то же время в том повезло, что вы оказались лицом к лицу с худенькой рыжей смазливой девушкой. То ли деваться ей было некуда от напиравших на вас пассажиров, то ли она хотела того же, но вы достаточно долгое время стояли, тесно прижавшись друг к другу, и сладость от этой тесноты услужливо усиливали покачивания, тряска и вибрация вагона. Вы так боялись столкнуться глазами, что усердно выкручивая шеи, глядели в разные стороны, как будто пытались доказать и себе, и всем окружающим, что ничего не происходило. Но что за чудо происходило!

Стоя, вы будто лежали на ней, ощущая сквозь лёгкую дымку платья тёплое подрагивающее тело с крепкими маленькими грудями, твёрдыми бёдрами и ногами, прижавшимися к вашим до коленок. Вы ощутили, что твердеете, и испугались, что твёрдость почуяв, она немедленно отстранится, — напротив, она к ней тесно прильнула, вы ощутили её лобок, и он, как голодный просящий зверёк стал ласкаться о вашу твёрдость. Потом её тело задрожало, резко отпрянуло от вашего; вы поглядели ей в лицо — оно было розовым и напряжённым, как лицо человека, скрывавшего боль или острое наслаждение. Так ни разу на вас не взглянув, она отодвинулась от вас.

Разгорячённый, вы подумали, что с помощью только что случившегося вы получили некое право на более близкое знакомство, и вы захотели протиснуться следом. Но тут же вас отрезвила мысль о том, что подобное происшествие — как алфавит от А до Я, и после Я нет продолжения. Кроме того, осознали вы, ваше вторичное появление для неё обернётся стыдом и неловкостью, а на таком зыбком фундаменте ничего хорошего не построишь.

Ступив на платформу Ярославского, вы поискали её глазами; но то ли она покинула поезд ещё до конечной остановки, то ли уже убежала вперёд…, — ну вот, вы подумали, и эту я никогда уже не увижу; зато, — утешили вы себя, — она запомнится навсегда.

— Ещё бы, — откликнулся Заплетин. — Но как вы это связываете с ножом, который как-то ранил мою жизнь?

— Не торопитесь, — сказал Иофилов. — Та девушка как бы возникла попутно, но в то же время она не случайна, не только эротическое волнение. В цепи различных мелких событий, случившихся перед знакомством с Татьяной, девушка эта так же важна, как меня окропившая ворона. Я понимаю, на первый взгляд сравнение подобное нелепо, но взгляд поглубже приводит к выводу, что как без вороны, так и без девушки вы никогда бы Татьяну не встретили. Ворона вас не пустила на поезд, который в Москву приходил раньше, до появления Татьяны у общественного телефона. А эротическое приключение (которое в девушке разрядило накопившееся томление, а в вас это томление, напротив, обострило, как бывает от просмотра порнофильма), — это приключение в электричке вас настолько воспламенило, что вы в процессе знакомства с Татьяной были значительно напористей, чем в предыдущих знакомствах с девушками.

Но до того, как вы её встретили, был такой странный момент: как только вы покинули платформу, к вам приблизился незнакомец и стал говорить что-то невнятное. Это был я, я к вам подошёл, чтоб помешать вашей встрече с Татьяной. Но всем существом своим, кроме тела, вы ещё были в электричке, пленяясь одним из тех редких моментов, ради которых и стоит жить; который, когда б вы о нём не вспомнили, не потеряет остроты, — также примерно, как тот момент в предновогодний московский вечер, когда едва вам знакомая женщина передвинула вашу холодную руку на свою полуголую грудь, неожиданно тёплую в зябкой квартире, прижала и сколько-то не отпускала…

От этого вы не могли сконцентрироваться на том, что я пытался сказать; слова мои не связывались друг с другом, и каждое новое моё слово тут же умертвляло предыдущее. Пришлось поиграть на чувстве страха: я сделал так, чтоб вам показалось, что перед вами разверзлась бездна. Вы, испугавшись неясно чего, от меня отскочили и удалились. Я решил раствориться в толпе и дальше в поступки ваши не вмешивался, а вы лишь запомнили ощущение, будто к вам придвинулась бездна в виде не запомнившегося человека, который что-то невнятно мямлил.

Когда это кончилось, вы обнаружили, что в вашей руке вы сжимали монету, ноги несли вас к телефонам, а в голове нудно отстукивало: так и быть, позвоню Колтуну; так и быть, позвоню Колтуну… Телефонных будок было немало, но перед каждой — короткая очередь. Вы немного поколебались и выбрали очередь с девушкой с краю; вы, я и раньше замечал, предпочитали вставать в очереди позади молодых женщин; от них исходил нежный покой, а спины мужчин излучали враждебность.

Она ощутила ваш пристальный взгляд, мельком взглянула на вас, отскочила на мокрый замусоренный асфальт, слегка парящий под жарким солнцем, перепрыгнула в будку телефона, где давно бестолково и крикливо ворочалась тётка из провинции, потом метнулась к тележке с мороженым, там задержалась, а вам подставила затылок с чутким светлым хвостом, удлинённую шею в нескольких родинках, слабые бледненькие плечи, прямую спину, облитую платьем, отразившим в себе цветение луга. Потом её зелёные глаза поглядели на вас в упор, и вы их сравнили с двумя полянками, с платья отскочившими на лицо.

— Вы не присмотрите за чемоданом? — спросила она быстрым язычком.

— Конечно, — кивнули вы, опешив от незаслуженного доверия.

Она красиво пошла за мороженым, раскачивая бёдрами, как взрослая, а по узенькой талии и другому была как худенькая старшеклассница. Вы, как любой бы мужчина сделал, сконцентрировались на ногах, но взгляд вы держали на ногах только пока она удалялась, выбирала мороженое, покупала, а когда она стала приближаться, вы взгляд отвели в телефонную будку. Там возилась всё та же тётка, возилась с точно такой же тёткой, сидящей в полутёмном коридоре на какой-нибудь окраине столицы, с руками, грязными от картошки или мокрыми от посуды, и было ясно, что их возню может прервать только кто-то третий. Вы приготовились шагнуть и монетой потюкать по стеклу, но ничего такого не сделали. «Я ведь никуда не тороплюсь, и звонить мне вовсе не обязательно», — трезво напомнили вы себе.