Марина Крамер - Удержи меня [СИ litres с оптимизированной обложкой]

– Ты решила продемонстрировать характер? Сильно стала самостоятельная?

Я устало посмотрела на мужа, словно впервые заметив, как глупо выглядит Артем, когда злится.

– Тёма, давай не будем сцен устраивать. Если хочешь поговорить, поедем домой, там спокойно сядем и обсудим все, что ты посчитаешь нужным..

Он, по-моему, искренне удивился предложению зайти к нам, но ведь это и его дом тоже, там его вещи, которые он так и не забрал. Взяв за руку Юльку, Артем пошел к машине, я двинулась следом, надеясь, что Даниилу не придет в голову блестящая идея приехать сюда.

Дома дочь сразу пошла в душ, отказавшись даже от кефира, который пила на ночь, а потом сразу закрылась в комнате, зашуршав учебником. Мы сели за стол на кухне, я налила чай, достала печенье и конфеты. Артем вынул сигареты, поискал пепельницу – она оказалась на месте, я так и не нашла в себе сил убрать ее с глаз подальше.

– Где ты живешь? – спросила я, глядя в чашку с чаем.

– Тебе интересно? – усмехнулся он. – Есть место, не на вокзале ночую.

– Я рада.

Повисло молчание. Я уже пожалела, что позвала его – что толку вот так сидеть и молчать, ничего не изменится.

– Я настаиваю, чтобы ты брала деньги на Юльку, – произнес он наконец, потушив сигарету и подвигая к себе чашку. – Насколько я понимаю, твоя работа не слишком высоко оплачивается.

– Я работаю администратором в дорогой частной клинике, так что нам вполне хватает.

– Хочешь выглядеть мученицей? Больная одинокая мать?

– Артем, ты волен думать, как хочешь, как тебе удобно, я не стану переубеждать тебя, – я вздохнула – ничего не изменилось, все те же претензии. – Если ты настаиваешь, то можешь сам оплачивать Юлькины тренировки, но тогда будь добр, деньги тренерам отдавай тоже сам.

– У тебя на лекарство много уходит? – вдруг спросил Артем, и я растерялась, не ожидала такого вопроса, особенно после фразы про больную одинокую мать. – Скажи, если нужно.

– Не нужно, курс закончился.

– А следующий когда?

– Летом. А может, весной, если анализы ухудшатся.

Артем помолчал, сосредоточенно изучая скатерть на столе, а я вдруг вспомнила, что сегодня у меня еще и сумку украли, так что денег нет совсем, не только на лекарства, но и до получки. Просить не хотелось, лучше займу на работе у той же Катерины, но муж вдруг полез в карман и положил на стол несколько тысячных купюр:

– Вот возьми пока… на неделе объект сдаем, деньги в банк перекинули уже, так что потом привезу еще.

– Спасибо. Артем, ты если звонить будешь, то на Юлькин номер, у меня сегодня телефон увели вместе с сумкой, – не прикасаясь к деньгам, произнесла я.

– Я куплю тебе другой.

– Я не к тому… – смутилась я, но Артем перебил:

– Прекрати этот спектакль, Машка. Что мне, трудно мобильник тебе купить? Навороченный не обещаю, но такой, как у тебя был, вполне осилю.

Очередное «спасибо» застряло у меня в горле, и муж, кажется, заметил это. Внимательно посмотрев мне в глаза, он поднялся и пошел к двери.

– Мне пора. Юлька спит уже, наверное?

Я заглянула в детскую – дочь действительно спала, разметавшись по постели, после тренировок она засыпала, едва коснувшись подушки головой.

– Да, спит, – шепотом сказала я, вернувшись в прихожую, и Артем вздохнул:

– Ну, передай, что я не стал будить. Пусть звонит, если что.

– Да…

Закрыв за ним дверь, я просто по привычке пошла в кухню, выключила свет и встала у окна, глядя на освещаемую фонарем дорожку, ведущую от подъезда к стоянке. Вот и знакомая фигура Артема… Чуть ссутуленные плечи, быстрая легкая походка. Он сел в машину, но уехал не сразу, прошло какое-то время, прежде чем серебристая «тойота-королла» тронулась с места. Я пошла в спальню и легла прямо поверх покрывала, не включая ни свет, ни телевизор. Уже давно мне не было так тоскливо и тяжело, как сегодня, сейчас.

Артем.

Не знаю, зачем я приехал к Марье сегодня. Меня разочаровал этот визит, и это разочарование бесило. Возможно, если бы она встала в позу или заплакала бы, я повел бы себя как-то иначе, а так… Я не мог подстроиться под ее поведение, не мог найти нужную ноту в разговоре. Марья излучала спокойствие, уверенность какую-то, словно жизнь без меня пошла ей только на пользу. Она стала независимой от меня, пусть не настолько хорошо ей жилось, не настолько свободно в плане денег. Я всегда знал, что ей невыносимо просить у меня на расходы, особенно на те, что касались ее лично, на всякие женские штучки, но подсознательно я стремился именно к этому – чтобы она просила. Когда Марья ушла из больницы и осела дома, я испытал даже удовлетворение – вот теперь она уже не могла решать что-то сама, поскольку была полностью зависима от меня, от моего настроения. Я, разумеется, давал ей деньги, но именно ее просьбы об этом грели мою душу. Возможно, это было своего рода местью за то, что она посмела изменить мне…

И вот теперь я потерял этот контроль, Марья снова работала и могла не унижать себя просьбами, хотя в том, что деньги ей нужны, я не сомневался. Интересно, а любовник-то что же? Неужели не поддерживает любимую женщину? Хотя она вряд ли делится с ним своими проблемами – слишком уж гордая она для подобных разговоров.

Я помню, как-то говорил ей, что не понимаю мужиков, которые при разводе содержат не только ребенка, но и бывшую жену, особенно если она здорова и вполне может заработать сама. Конечно, это не мой случай – Марья больна, и не надо бы ей работать, я спокойно могу привозить им с Юлькой приличную сумму, не ущемляя при этом себя. Однако я слишком хорошо знаю свою жену – она скорее умрет, чем признается в том, что ей тяжело.

И, кстати, выглядеть она стала неплохо, разве что бледная и синяки под глазами, но это наверняка от препаратов, а так очень даже ничего. Марья никогда не была красавицей в прямом смысле этого слова, но в ней было что-то такое, что заставляло смотреть на нее с интересом. Мне не приходило в голову сравнивать ее с кем-то из жен моих друзей, просто потому, что она слишком уж от них отличалась. Меня удивляло, например, что при ней все мои приятели стеснялись говорить грубости или крыть матом, хотя при остальных женщинах делали это запросто. И всегда, на любой вечеринке вокруг моей жены кто-то увивался. Меня это забавляло – Марья никогда не давала повода для ревности, никогда не поощряла подобных ухаживаний. И как же подставила меня потом…

Оксана.

Максим поправлялся медленно, швы на лице заживали плохо, да и по ночам он постоянно вскакивал и плакал. Еще бы – я и сама боялась заснуть, потому что постоянно видела один и тот же сон – мой сын и летящая на него огромная собака. С каждым движением псина становилась все больше и больше, и я просыпалась в ужасе, понимая, что через секунду она разорвет моего мальчика. Даниил показал Максима хорошему неврологу, и тот назначил какие-то уколы, но они не особенно помогали, и сын продолжал плакать по ночам. Я считала дни до выписки, не могла дождаться возвращения домой, считала, что там, в знакомой обстановке, в окружении привычных вещей и игрушек ребенку станет лучше. Однако Даниил категорически возражал и, едва я заговаривала об этом, начинал кричать, чтобы не лезла не в свое дело, раз ничего не соображаю. Я не обижалась даже, понимая, что он тоже переживает.