Генрих Шеф - Записки совсем молодого инженера [Повести и рассказы]

27 февраля

…Было, конечно, забавно с ними вчера немного играть: почти как у детей в «кошки-мышки». Они меня, конечно, ни на чем не поймали. Но все-таки я не маленький мальчик, а молодой инженер. Я не люблю, когда на меня обращают пристальное внимание. Мне даже нравится, что мое рабочее место в углу за шкафом, и я доволен, что мне не надо видеть семь часов в день подряд лицо моего начальника. Пускай уж Марк Львович, хотя это, кстати говоря, неприлично, зовет меня через всю комнату («Гера, подойдите сюда…»), если я ему нужен.

Я знаю, Марк Львович меня теперь в чем-то подозревает. Я знаю, что он не успокоится, пока не выяснит все до конца: в чем здесь дело. Может быть, мне даже надо как-то облегчить ему эту задачу: нарочно положить у себя на столе какую-нибудь раскрытую художественную книгу, чтобы он наконец все понял и успокоился, и перестал бы относиться ко мне с недоверием: как хорошо, когда все просто и ясно. Он сегодня опять подошел ко мне, но только молча поглядел и задал самые пустяковые вопросы. Он умеет спрашивать ничего не значащие вещи. «А зачем вот эта ручка? А на какую шкалу у вас включен вольтметр?» Он подошел ко мне совсем близко и чуть-чуть запыхтел, и даже потерся об меня своим животом. Мне это было неприятно. Чего это он об меня трется? А с другой стороны, я боюсь выложить перед ним художественную книгу, чтобы он один раз меня выругал, а потом успокоился. Этого я сейчас не могу: на такие хитрые штуки у меня, кажется, не хватит духа. А Лида опять на меня глядит.

Ну вот, вроде бы все немного выяснилось. Лида на меня глядела-глядела, а потом подошла — я даже не успел спрятать тетрадку, я ее только закрыл и оставил лежать на столе (обратной стороной вверх), а Лида и не глядит на нее — она подошла ко мне и сразу спрашивает: «Гера, вы заметили, что Марк Львович к вам теперь по-иному относится?» — «Да нет, Лида, я ничего не заметил. А что?..»

А Лида спрашивает дальше и обращается она ко мне, как и прежде всегда, на «вы», и это «вы», хотя ей всего двадцать семь лет, а мне — двадцать два, с самого начала мне было приятно и немного меня подкупает. «А как вы, Гера, думаете, — говорит она, — почему он к вам уже несколько раз подходил?»

Я вижу, что она совсем не обращает внимания на мой дневник, и потому начинаю отвечать смелее. «Как всегда, Лида, — говорю я. — Он хочет проверить, как я работаю». И тут Лида меня спрашивает: «Гера, а вы дома строите телевизор?»

Меня, признаюсь, почти пот прошиб, потому что я впервые действительно ничего не понял. Причем тут телевизор? «Нет, — говорю, — Лида, у нас дома уже есть телевизор. Мы его недавно для мамы купили».

«А может быть, — говорит Лида, — вы радиолюбитель-коротковолновик? Сами дома что-то для себя мастерите? Собираете передатчик, радиоприемник?..»

«Нет, — сказал я. — Меня вообще дома техника мало интересует. Я даже, например, не могу на кухне кран починить. Я больше люблю читать книги. Например, Гоголя». И я прямо спросил ее: «А что?..»

— Знаете что, — сказала Лида, — Марк Львович имеет на вас подозрение.

— Подозрение? — спросил я и весь внутренне сжался.

— Да. Он думает, что вы таскаете себе с работы домой какие-то детали. Он видел, что вы у себя на столе все время что-то прячете. Он уже пожаловался на вас в комсомольский патруль. Будьте сейчас осторожны. Вас могут специально задержать в проходной…

Я покраснел, хотя не знал за собой ничего дурного. «Вот, — подумал я, — вот ты и доигрался». И Лида тоже, пока так говорила, совсем покраснела. Она даже перестала смотреть мне в глаза. Потом она замолчала. Она стояла около меня молча. Чего же она ждет, подумал я? Может быть, она хочет, чтобы я сказал ей «спасибо»?

Я от нее отвернулся и первое время тоже молчал. Я не сказал ей: «Лида, как вы только могли про меня такое подумать». И не сказал ей: «Спасибо». А что? — подумал я. Все правильно! Ведь мы работаем вместе только пять месяцев. Кто мне она? Что я про нее знаю? И кто я для нее? Лида — уже взрослая женщина. Она мать. У нее есть муж и ребенок. Она понимает, что одним словам — а тем более только внешнему виду — нельзя верить. Все основано на необходимости. Надо все проверять и доказывать. А как же я ей докажу?..

Марк Львович вошел в лабораторию, поглядел на нас молча и снова куда-то вышел.

— Он все-таки начальник, — сказала Лида. — Я хотела за вас заступиться, но он мне не поверил. Он начальник, и вы это понимаете. А потом, Гера, я же вижу, что вы все время у себя на столе что-то прячете. Разве это не так?

Она стояла около меня по-прежнему красная, и я видел, что она по-прежнему не смотрит на мой дневник. Я сначала выдумал для нее в голове всякие названия («приспособленка! подхалимка!»). Но потом я передумал. Мне стало очень грустно. Я никогда не думал, что так грустно мне мажет быть на работе. А дневник лежал сейчас на самом видном месте, и я его никуда не спрятал. Я подумал: сколько у меня выпало сегодня на день серьезных переживаний. А все почему? Все из-за глупости. Зачем я начал писать свой дневник под таким странным девизам: «СС — строго секретно»? В конце концов, я ведь еще не написал там ничего личного. Я ничего не написал еще про себя, а все время только писал про работу. Я взял свою тетрадку и, раскрыв на первой странице, протянул ее Лиде.

— Вот, — сказал я ей. — Посмотрите…

28 февраля

Лида, мне кажется, была очень довольна, что я ей дал дневник. У нее даже глаза заблестели, я видел, когда она раскрыла первую страницу и прочла там на самом верху мою глупую надпись, которую я сделал только для себя самого: «Строго секретно». Она, мне кажется, даже чуть-чуть разочаровалась, когда поняла, что потом там идут простые даты и записи, а на второй странице у меня было написано крупными буквами слово «Дневник». Но все-таки уже того, что она прочла, ей, видно, хватило, хотя это и шло вразрез с ее мыслями. Ей было все-таки интересно! Я, признаться, почувствовал где-то в глубине себя самого тщеславную гордость. Я сразу — я это видел — завоевал теперь Лидино доверие и перетянул ее на свою сторону.

Лида сказала, что это здорово, что я так все пишу и вообще додумался. Это хорошо, что у молодого человека есть какое-то дело — «любимый конек», — которым он может после работы иногда от души заниматься, а я не бездельничаю по вечерам и не слоняюсь по улице. Пусть я не строю телевизоры и радиоприемники, зато вот хотя бы пишу что-то сюда, в свою тетрадку. Немного только плохо, сказала Лида, что я называю там все имена и даже, кажется, указал номер лаборатории. По ее мнению, было бы лучше, если бы я, если я уж и дальше буду писать, обозначил бы всех людей какими-нибудь условными именами, во всяком случае не настоящими, а еще лучше (тогда бы уж была полная конспирация!) вместо имен и фамилий писал бы какие-нибудь значки, скажем, X, Y, Z или же буквы греческого алфавита: альфа, бета, гамма, дельта, эта, тэта…