Юлия Беломлинская - Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин
- Название:Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:2020
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Юлия Беломлинская - Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин краткое содержание
Бедная девушка — это всегда — дать.
Накормить, напоить собою —
мужчину, ребенка, землю
Добывать огонь трением.
Огонь тела, огонь души.
Трением — тела о тело, души о душу.
Бедная девушка — мать, жена, монахиня, проститутка, маркитантка.
Бедная девушка — мать Тереза и Эдит Пиаф. Бедная девушка — сестра милосердия Всея Земли…
…
Богородица — Бедная девушка.
Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
и тут я услышала храп. Он доносился из противоположного угла зала. Я посмотрела туда и увидела что в углу спит, свернувшись калачиком, маленький старичок. Спит как раз на пенке. И храпит. — Моть, это кто? — Это Рабинович. Заслуженный работник кино. — А… в каком смысле Рабинович? Ну… в смысле… что он тут делает? — Рабинович, заслуженный работник кино. Он у меня живет. Спит на пенке. Беломля, ты не волнуйся, я при нем уже приводил. Он не проснется. Он крепко спит. Можешь орать, он не проснется. — Но почему он тут, у тебя? — Да я его привез из Берлина — оформлять пенсию. Понимаешь, мы давно знакомы, ну по этим беженским еврейским делам. Вместе приехали. А потом я его долго не видел. А недавно встретил. Он бывший кинорежиссер. Сорок лет на «Ленфльме» протрубил. А еще он блокадник. И он до сих пор нихуя из Рашки не получает! Получает тока в Гермашке социалку. А ему тут положена пенсия и блокадные еще. Это евриков триста!!! Это половина того, что он в Гермашке получает. А он хату когда-то продал, паспорт просрочен, все эти трудовые книжки, похерены. И жить тут негде, и ты знаешь, вообще — что такое, все это восстанавливать, ходить по этим жекам-хуекам, по этим пенсионкам… Он все эти годы даже не пытался! Просто вот так вот отдавал им пенсию и блокадные. Пока меня не встретил. Я его просто притащил сюда. Ну и что, я его старого человека, заслуженного деятеля кино, блокадника, в гостиницу погоню? Тем более, я с ним всюду хожу. По всем этим хуйням. Иначе у него бы давно инфаркт сделался. Беломля, это такой дурдом, ты не представляешь! Еще говорят в Гермашке бюрократия… но там бюрократия плюс порядок, а у нас бюрократия плюс полный бардак!!! Хожу вот с ним… и все это к восьми утра, все эти очереди… и без туалета… Да ты не волнуйся, ложись, он не проснется! И вставать завтра рано не надо, нам завтра назначено на одиннадцать…
Вот на этом месте, я твердо поняла, что хочу только одного: немедленно оказаться вне этой квартиры. Без этого ибанько Дармана, без заслуженного блокадника Рабиновича и его проблем, просто вот у себя дома. — Дарман, я пошла домой.
Я быстро оделась. — Беломлинская, блядь! Вот я просто забыл тебя, блядь! Ты же всегда была пиздуватая на всю голову! Ну куда ты, блядь!!! Ну йопта, блядь…
Я выскочила на улицу. Злая, как черт. Я успела гневно подумать: ну почему со мной происходит вот такая хуйня!!! Ну почему именно со мной! Интересно, где я вообще нахожусь? И где тут тачку ловить?
И тут я огляделась вокруг. Вокруг была Петроградская. Вокруг вставало солнце. Вокруг была красота. Она меня моментально успокоила. Никакой тачки было не надо. Надо было идти домой пешком — по мостам. Всего то пара мостов. И скоро их сведут. И что я вообще хочу, с этой своей установкой на только хороших людей?
Что за хуйня случилась на этот раз? А то и случилось, что Мотька — хороший человек. Я же всегда любила парней, совершающих подвиги. А какие подвиги в наше мирное время? Ну вот например, притащить в Питер больного старика и ходить с ним по инстанциям, восстанавливая бумаги, стоять в очередях с 8-и утра, выслушивать хамских теток, говорить «нам назначено». С трудом я представила себе бравого жеребца Мотьку, который смиренно склонивши голову, протягивает какие-то бумажки, в какое-то окошечко, со словами «нам назначено на одиннадцать»… и если это не подвиг, то значит, я ничего не понимаю в подвигах. Вот за что я вечно попадаю в хуйню? За морализм!. За высокую планку хорошести.
И в чем тогда хуйня? В том, что все мои друзья и все мои мужики — хорошие?
Да нет никакой хуйни. Все — правильно.
И вокруг меня Питер и чудесное летнее утро.
Дальше я шла к мосту, совершенно уже веселая.
Шла и смеялась, представляя себе, как сейчас сидит на золотом унитазе, смотрит голубыми глазами на Стрелку Васильевского острова и кроет меня последними словами, Хороший Плохой Парень — мой друг Мотька Дарман.
Нью-Йорк 2019
ПРЕДАТЕЛЬ
Узел сложностей Власова свился в петлю.
Летним утром в Бутырском дворе
генерал оказался анфасом к Кремлю
как затылком к нему в ноябре
41-го.
Суд огласил приговор.
Две минуты цеплялась душа
за трахею
как сам за колючий забор,
когда вышел со шнапсом тогда перебор.
Борозда странгуляции. Ша
.
Александр Коган
1. Власовцы
Я лично знала власовца. Он был другом моего мужа Вадима Ляпунова и нашим соседом в университетском городке Блюмингтон Мидвест Индиана.
Вадим был из ДИПИ — из тех, кто ушли когда-то с немцами: отец его был деникинец «офицер-студент», такой был персонаж Гражданской войны, всегда идеалист
После войны он оказался в Тарту, потому что в Тарту-Юрьеве просто был летний дом этой дворянской семьи, вот и стали в нем жить…
Он продолжил учебу в юрьевском университете, стал инженером, они с женой родили мальчика и решили, что второго ребенка надо не рожать, а взять из дедома,
потому что война и много сирот, и взяли Вадима — ровесника своего родного сына. Вадима привезла в Тарту бабушка-эстонка, родом он с Украины, но отец и мать погибли: отца в тридцатые посадили, немцы выпустили, он был старостой. Мать разорвало бомбой, на глазах у него и брата, бабушка эстонка взяла детей и увезла в тарту, сдала в детдом, потому что кормить было нечем. Их с братом забрали в разные семьи и ничего с тех пор о родном брате он не слышал. Так что он не кровный Ляпунов. По крови он полу-эстонец, полу-украинец.
Но вот этого нового отца — «офицера-студента», наши, пришедшие в 39-м, как-то пропустили, не посадили, а когда они снова подходили в 44-м, он сказал жене и ее сестре, что второй раз промашки не будет, и если они не согласятся уходить с немцами, он повесится. Они согласились. Там, в Германии, он выучил немецкий и устроился инженером по специальности.
Фашистов они совершенно не любили, и Вадим рассказал, что мама не разрешила
им вступить в Гитлер-югент, придумав какую-то причину. Потом они попали в лагерь перемещенных лиц и прожили там 5 лет
Это был лагерь для граждан Латвии и Эстонии, в бывших казармах. Семьи жили там, отделенные занавесками, и мальчики научились писать сидя, чтобы ночью звук струи не будил соседей. Им было по 10 лет. Люди в лагере ждали своей очереди на въезд в Америку, через 5 лет пришла их очередь, и в 1950-м они приехали в Нью-Йорк. Поселились в Гарлеме, мать пошла работать управдомом-дворником, это называется «супер интендант», а отец уже не смог выучить английский
и пошел работать на спичешную фабрику, которую держал один русский, просто рабочим. Мальчики выучились,,Вадим сперва в Гарварде, вместе с братьями Кеннеди, потом в Йеле. Нынче он один из крупнейших славистов — бахтинист.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: