Алексей Шерстобитов - Дневники обреченных

— Можно, но надежнее удержать информацию здесь и сейчас…

— Но в ней же…

— Ты мужчина или тряпка?! Я вижу ты не в состоянии не только принять решение, но и самоопределиться! Хочешь стать не хищником, а кормом?! Что с тобой. Я то в любое время могу скрыться навсегда, а ты? Посмотри на это разумом, а не гениталиями: ты не сдержался тогда, поддавшись соблазну, сейчас ты поддаешься такому же искушению — это тело просто соблазняет тебя, ее положение вызывает добавочные эмоции сострадания…, я думал, что ты на это не способен — ошибался…, да! красота и эротичность просто сносит башню — но ты мужик! Отбрось свое распухшее от желание либидо и прими решение головой… — Буслаев опомнился, но не справился, плоть его требовала, давила, утверждала, но что-то внутри подталкивало к милосердному решению. Он понимал, что на самом деле в его потугах нет ничего милосердного, но просто плотское низкое желание, порождаемое низкими безусловными рефлексами, обвернутыми ни столько в сопереживание, сколько в эротическое волнения, имеющее причиной беззащитное положение несчастной:

— Ты что думаешь, если прямо здесь и сейчас трахнешь ее, все твое милосердие останется?! Попробуй!.. — «Петрович» схватил за пояс на короткой юбке и с неожидаемой силой рванул, разодрав и ее и нижнее белье, оголив скрываемое под ним:

— Этого ты хочешь, это хочешь сохранить?… — Кирилл ужаснулся своей реакции — желание только усилилось, причем настолько, что сдерживался он теперь с большим трудом. Женщина напрягала все свои мышцы, извивалась, сжимая пальцы на руках и ногах, мотала головой в возможных пределах, разбрызгивая капли слез, изо всех сил пытаясь выплюнуть тряпку, вставленную в рот, стонала. Осознаваемая отчаянность ее собственного положения, впрыскивала порцию за порцией адреналин, заставляющий предпринимать любые попытки для спасения, руки раздирались в кровь в местах соприкосновения со сковавшим железом, воздуха не хватало, что заставляло раздувать ноздри, ошалевшие глаза блестели всеми драгоценными каменьями. Красивые живот и грудная клетка ходили ходуном, то толкая вверх, то утягивая за собой колышущиеся груди. Страх, страх и страх сжимал ее сильнее в своих объятиях, что не возможно было скрыть, да и не зачем.

Кирилл совершенно перестал думать, увлеченный этим зрелищем, он отдался происходящему внутри себя, уступал возбуждению, просыпающемуся азарту, задрожал, колени, не в состоянии держать собственный вес, подогнулись, ему пришлось податься вперед, схватившись за выпиравшую манящую грудь, которую он сжал с жадностью с такой силой, что от боли мучимая расслабила мочевой пузырь и взревела, впившись в кляп зубами, от чего судорогой свело мышцы челюстей, после чего она потеряла сознание.

Буслаев затрясся в конвульсиях оргазма.

Через минуту приходя в себя, осознавая всю свою мерзость, которую не смог принять, он перенаправил на прикованную:

— Вот тварь!.. — Советник, не ожидавший такого поворота, сплюнул с выражением неприязни и выдавил:

— Свершилось… — Прежнее, якобы милосердие, испарилось, как и желание, в тот день, когда официантка сделала ему минет. Отвращение и гнев, заняли место кажущейся добродетели, проклиная и это место, и этот день, и все связанное с ними, депутат, уже оправившийся и пришедший себя, взглянул с ненавистью на Сергея Петровича и заорал совершенно бессвязно, просто рыча, пока его не стошнило.

Вытирая рукой, губы, упираясь кулаками в свои колени, Буслаев процедил сквозь зубы:

— Убей ее…, сейчас… — «Петрович», в задумчивости подошел, взял под мышки начальника и направился вместе с ним к выходу. Его встретил совершенно бездушный взгляд, еле выглядывающих из под капюшона, глаз. Советник, ни сказав ни слова, мотнул головой в сторону оставшейся, а затем слегка улыбнувшись, повел головой от несчастной в в сторону выхода. Глаза под капюшоном медленно закрылись и исчезли…

Момент наступления сумерек, как физическое природное явление, наиболее интересно человеку, поскольку связан с закатом и восходом солнца — двумя аналогиями, данными Господом на каждый день человеку, как напоминания конечности всего, что имеет начало, и прежде всего самой жизни на земле Его любимого творения.

Мне кажется, что дар этот ежедневно должен подталкивать нас к жажде экономить каждую минуту нашего существования, используя ее не только с пользой, но во славу Создателя, созидая дорогу в Царствие Его. Как же верно, забыв о наслаждении созидать от рассвета до заката, начиная свой день с созерцания чуда, им же на закате и заканчивая. Но зло настолько овладело нами, что мы убегаем от всего, что может служить напоминаем о Вечности, о наших обязанностях по отношению к Нему, благодарности за все в осознании, что ничего без Бога человек не может.

О, горожанин, давно ли ты, прозябая в своей благоустроенной халупе, окруженный неведомыми соседями, тонущий в суете, ненависти и подозрительности города, наблюдал за чудеснейшими из явлений: рассветом и закатом? Город пожрал радость человеческого бытия, заключенного в общении с природой и населяющими ее живыми существами, скольких из них встречаешь ты за день? Давно ли ты ходил по траве или Матушке земле босыми ногами, которая рано или поздно примет твою плоть? Давно ли ты обонял настоящие ароматы, доносимые к тебе свежестью ветра, вкушал чистейшую воду родников и источников, настоящую пищу, а не ее подделку, суррогат, вымороженную насквозь плоть животных, вскормленных искусственными комбикормами, а не натуральной пищей? Давно ли ты не только видел, но был окружен тысячами метров живой природы, которой бы принадлежал, хотя бы час без присутствия, кого-либо из подобных себе, где твоя психика и биополе не сталкивались бы с другими, принадлежащими человекам?

Если бы ты замечал бесконечность неба над головой, премудрость Божию в каждом окружающем тебя квадратном сантиметре, преклонение пред тобой всего созданного Господом, Его любовь, то не имел бы ничего в сердце своем, кроме благодарности к Отцу Небесному. Но человек слаб, слеп, глух, а потому всегда что-то находит, что бы вставить между собой и подобными мыслями на свою погибель.

До самой кончины Бог стучится в наше сердце, и даже прожив никчемно и грешно всю свою жизнь, открыв Создателю в последнее мгновение его створки, мы должны знать, что можем не успеть сделать это! А ведь Господь ждет и примет любого из нас, лишь услышав: «Помилуй мя Боже!», примет в объятия свои помилованным и спасенным…

Сумерки… — именно в них происходит перестроение нашего организма, готовящегося к существованию в других, противоположных условиях, по сравнению с днем: «Кто ходит днем, тот не спотыкается» * (Евангелие от Иоанна Гл.10, ст. 9;10: «Не двенадцать ли часов во дне? Кто ходит днем, тот не спотыкается, потому что видит свет мира сего, а кто ходит ночью, спотыкается, потому что нет света с ним») — говорит Господь, но мы спорим и всегда поступает по своему, потому не было и дня, что бы любой из нас, хотя бы раз не споткнулся так, или иначе.