Дарья Сойфер - Укротить ловеласа

Ей хотелось плакать. И чем сильнее хотелось, тем усерднее она жевала, заставляя работать не слезные железы, а слюнные. В конце концов, никакой катастрофы не случилось. Поцелуй, легкие предварительные ласки, тяжелые словесные упреки… Ничего непоправимого. Никто не переспал, никто ни от кого не ждет внепланового ребенка… Казалось бы, проглоти – и возвращайся к работе. Но как?…

В ушах со всеми стереоэффектами еще звучал голос Платона. Влюблена – в него?! Как бы не так! Надя ведь не мазохистка, чтобы любить человека, который о моногамии знает только из книжек. Ему бы родиться шейхом, чтобы дирижировать своим гаремом, и ни одна вторая скрипка не посмела бы пикнуть мимо такта. Влюблена… Надо ведь было такое придумать! Только конченный нарцисс мог поверить, что Надя работает с ним ради удовольствия. Прожить она, видите ли, без него не может! Нужен он ей, еще чего! Нужнее только собаке пятая нога, рыбе – зонтик, а пианисту – накладные ногти.

Наплевав на правила этикета, Надя откусила сразу половину булки, став похожей на запасливого бурундука. С каждым глотком, с каждой крошкой заталкивала обиды и сомнения обратно внутрь. А если он… Прав? Нет, нет и нет. Или?… Да нет же!

Надя оглядела пустое блюдце, высосала из кружки остатки приторного кофе и поняла, что сдерживать натиск больше нечем. Пришло время хвататься за голову.

Она, может, и не влюбилась в Платона, но уже давно поняла, что слишком к нему привязалась. Стокгольмский синдром? Привычка? Необходимая ежедневная доза самовлюбленного виолончелиста? Как ни назови, факт остается фактом: она жить не могла без своей работы, то бишь – без Платона. Люди часто жалуются, что ненавидят будни, начальство, офис, утренний час пик и дедлайны. Но засади их дома, запри в собственной квартире, и не пройдет и недели, как они взвоют от тоски и скуки.

Платон стал для Нади воздухом. Да, загрязненным и вредным, как где-нибудь на МКАДе, порой и вовсе удушливым, но без него она уже не могла прожить. И глупо было отрицать, что она бы с легкостью его отпустила, подарила Лизе и смотрела, как это она вдыхает его полной грудью.

– Девушка, это не ваш телефон? – Бариста с неизменной улыбкой забрал у Нади посуду.

Надя моргнула и только теперь поняла, что из-за мысленных споров с Платоном даже не услышала, как в сумочке на всю кофейню разрывается от трели мобильник. Звонили из «Зарядья».

– Надежда, мы вам еще с утра выслали афишу на утверждение, вы получили?

– Нет, простите… Не смотрела еще, – так странно казалось говорить о рабочих мелочах после всего, что случилось. Все вроде и осталось как прежде, и одновременно изменилось до неузнаваемости.

– А вы не могли бы как-то побыстрее это уладить? Нам бы сегодня до конца рабочего дня отправить в печать и получить все. Сами понимаете, чем скорее вывесим, тем лучше.

– Да-да, сейчас отпишусь, – Надя запустила пальцы в волосы.

– И еще. Вы сможете подвезти документы, как договаривались? Сегодня во время репетиции вам удобно?

– Конечно, – севшим голосом отозвалась Надя и сбросила звонок.

Привычно полезла в почту, загрузила файл с афишей. Оттуда на нее с довольным видом взирал Платон. Так и говорил своим взглядом, мол, выкуси, Надюш. Никуда ты от меня не денешься. И от этого ей стало совсем тоскливо. Неужели он прав? Не может же она оборвать все договоренности просто ради того, чтобы ему что-то доказать? Они оба заранее знали, что она явится на репетицию и сегодня, и завтра, и послезавтра. И потом будет сидеть на концерте самым преданным слушателем в первых рядах и плакать то ли от безысходности, то ли от талантливой игры.

Надя смирилась. Взяла с прилавка визитку с адресом кофейни, заказала такси до «Зарядья», потому что сил искать дорогу до метро и толкаться среди людей не осталось. Ее везли, лавируя среди машин, то останавливаясь, то трогаясь на перекрестках, то сворачивая. И Наде казалось, что ее жизнь стала вот такой же: что бы она ни делала, за рулем всегда кто-то другой.

Вылезла, расплатившись, и увидела на парковке машину Платона. И словно что-то оборвалось. Надя поняла, что не может, просто физически не осилит зайти внутрь. Ни сегодня, ни завтра, ни на концерт. Выхватила из сумочки телефон и спешно, пока не успела передумать, набрала номер шефа.

– Олег Натанович? – выпалила Надя, едва услышав знакомый скрипучий голос. – Я хочу уволиться.

– Открывай! Открывай сейчас же! Я знаю, ты дома! – дверь ходила ходуном, не иначе Платон таранил ее чехлом от виолончели.

Надя вжалась в стенку и затаилась. Зажмурилась даже по-детски. Как будто если ты ничего не видишь, то и тебя никто не найдет.

– На-дя! – на лестничной клетке что-то громыхнуло. – Я ведь в окно влезу!

В очередной раз Надя оценила прелесть отдельной жилплощади. Будь она сейчас дома с родителями, сестрой и братом, кто-то из них бы точно сдался. Машка бы, может, и не особо сопротивлялась: открыла бы чисто из вредности.

– Ты что тут буянишь, а? – зазвенело сопрано Людмилы Сергеевны, соседки снизу.

Не то чтобы Надя первым делом по переезду перезнакомилась с соседями, она вообще комфортно себя чувствовала, не зная, кто обитает за стенкой. Людмила Сергеевна явилась сама, не успела Надя распаковать последнюю коробку. И будто снова запахло детством.

– Кто у вас тут топает? – Беспокойная старушенция мастерски вклинила нос в квартиру. – У меня муж лежачий, ему тишина нужна!

– Да я одна.

– Ты что, кирзачи дома носишь?…

Так и началось неприятное, но от этого не менее регулярное Надино общение с Людмилой Сергеевной. Та заглядывала каждый день, иногда и по два раза, и всякий раз неизбежно рассказывала про лежачего мужа и проверяла, не заселила ли Надя под шумок бригаду-другую таджиков. Сегодня же, впервые за все время, Надя была рада соседской ревизии.

– Я по делу пришел! – донесся снаружи ответ Платона.

– Знаю я вас таких, по делу! Заперто – значит, нечего колошматить! У меня муж после инсульта, ему тишина нужна!

– Послушайте, я очень сочувствую вашему мужу, но мне надо поговорить с подругой… Это важно!

– Нет ее, не видно, что ли?! – И в дверном глазке потемнело: Людмила Сергеевна лично решила проверить, видно или не видно. У Нади аж мурашки высыпали, даже сквозь дверь она чувствовала на себе испытующий взгляд.

– Да дома она, я точно знаю! – вмешался Платон.

– А если и так? Не открывает, значит, не хочет говорить с тобой. Тоже мне, переговорщик выискался… И правильно делает, что не пускает, она – девушка одинокая, ей зачем проблемы?

– А может, с ней случилось что-то! Она к телефону второй день не подходит.

– Ничего с ней не случилось, – проворчала Людмила Сергеевна уже тише. То ли Платон подкупил ее своей заботой, то ли выдал одну из своих фирменных улыбок, и старушка растаяла. – С утра еще топала, у мужа моего аж давление подскочило.