Дарья Сойфер - Диагноз: любовь

Не будь Ника так уверена в том, что Исаев считает ее непроходимой идиоткой – и во многом она его отлично понимала, – то непременно решила бы, что он ревнует. Ей порой становилось любопытно, она кокетничала, желая получить подтверждение своей неотразимости. Как и всякой уважающей себя девушке, ей не столько хотелось любви, сколько мужского внимания, этой лакмусовой бумажки дамской привлекательности. Паша был для нее вызовом. Столько лет клеймил ее жирной! Ни во что не ставил и издевался… Было бы до жути приятно хоть ненадолго увидеть его на коленях. Пусть осознает, как был не прав, оценит, наконец, ее старания и посмотрит на нее так, как она годами смотрела на Марка. И хорошо бы в этот момент она нашла в себе силы взмахнуть ресницами, улыбнуться невзначай и снисходительно произнести: «Ты же не думал, что между нами может что-то быть?»

Конечно, ей было стыдно. Врач, спаситель, хороший человек… Но только бы на секундочку ощутить этот сладкий момент триумфа!

– Расслабься, Исаев, – Ника нарушила тишину. – С Марком у меня чисто деловые отношения.

– Оно и видно, – Паша ехидно ухмыльнулся, отрываясь от очередной истории. – И меня это не касается.

– Как скажешь, – она грациозно потянулась, точно зная, куда он посмотрит в следующую секунду. – Ладно, раз у тебя тут много работы, я пошла к себе.

Три, два, один…

– Погоди, – не выдержал Паша. – Я уже почти закончил. Может, еще чаю?

– Хочешь, чтобы я лопнула? Или собрался подсыпать успокоительных, чтобы потом снова наврать про мои галлюцинации?

– Значит, догадалась? – он виновато поднял брови, хотя в глазах сквозило самодовольство.

– Это было нетрудно. И мне еще повезло: Марк сразу объяснил, что в больнице впервые, и не понадобилось рассказывать ему про… все твои враки.

– Ну, теоретически я не врал. Ты это говорила и считала, что говоришь своему боссу. Правда, с чего-то приняла меня за него.

– Постой, – Ника осуждающе наклонила голову и прищурилась. – То есть по твоей логике я предлагала… весь этот кошмар… тебе?!

– Да, – Паша злорадно скалился.

– И после этого ты меня смог спокойно лечить? Осматривать? Боже, какой ужас!

– Ты плохо знаешь мужиков, Карташова. После этого тебя осматривать стало еще интереснее.

– Ну тебя! – Ника психанула и вскочила. – Вечно надо все испортить!

Она хотела выбежать в коридор, но Паша схватил ее за запястье.

– Извини, – мягко сказал он.

Ее кожу укололо статическим электричеством, разряд пробежал по всему телу. Воздух словно стал плотным, лишая возможности глубоко вздохнуть. Пульс сбился, внутри заворочалось что-то тревожное, непонятное. Ника облизнула пересохшие губы.

– Все в порядке, – хрипло произнесла она, не зная, что делать дальше.

Ею овладела неловкость. Отдернуть руку? Снова сесть? Или все же выйти? Посмотреть в его глаза или лучше не стоит? Она ведь не сможет развидеть то, что в них найдет, и это способно раз и навсегда порушить то хрупкое перемирие, которое воцарилось между ними. Но он не убирает пальцы, они все там же, на тонкой выпуклой венке, а значит, он чувствует, как тревожно толкает ее сердце кровь. Шу-шух, шу-шух… Даже в ушах стучит. А пальцы все там же, словно Паша понимает, что с ней творится, и не собирается это прекращать. Нет, искушение слишком велико…

Ника повернула голову, моргнула для верности и решилась взглянуть в его лицо. И замерла. Ни обычной издевки, не снисходительности, ни раздражения. Паша казался растерянным и беззащитным. Смотрел снизу вверх, словно находился в ее власти и с надеждой ждал какого-то решения. И Ника не знала, как поступить.

Ноги подвели ее, колени задрожали, заставив обессиленно опуститься на диван. Ни за что в жизни она не могла предположить, что прикосновение Исаева произведет на нее такой сокрушительный эффект. Ей захотелось самой дотронуться до него, убедиться, что все происходит наяву. Вытрясти из него клятву, что он не собирается потом смеяться над ней.

Ее тянуло к нему, но в то же время отталкивало. Ника боялась, что он вдруг снова презрительно вскинет бровь и скажет что-то вроде «Карташова, возьми себя в руки!» И после этого она никогда не сможет посмотреть ему в глаза.

– С… слушай, я… правда не собирался… обидеть тебя или что-то вроде этого, – его сбивчивый шепот в этой тишине оглушал, пробирался под кожу и будоражил.

Казалось, если сейчас, вот в сию же секунду, что-то не произойдет, Ника потеряет сознание. Ожидание стало невыносимым, она должна была сделать или сказать что-то… А мозг отказывался работать нормально, выдавая вместо сигналов конечностям помехи и шум дождя.

– Все в порядке, – выдавила Ника и неуклюже хлопнула его свободной рукой по плечу.

Хлопок вышел странным, нелепым, и что самое ужасное, ее ладонь наткнулась на крепкое сильное плечо, в которое так и хотелось вцепиться всеми пальцами и потянуть на себя.

Паша нервно сглотнул и стал похож на человека, которому вкололи серьезную дозу транквилизатора. Рот приоткрылся, осоловевший взгляд пополз вниз от ее глаз к губам, шее, ключице, и она будто чувствовала на себе его прикосновения. От волнения даже шов заныл.

Вот-вот, еще мгновение, он рванет ее к себе, прижмет, поцелует, и Бог свидетель: лучше бы сейчас в ординаторскую никто не входил. Ника смотрела на Пашу почти умоляюще, безмолвно подгоняя его. Ну же, тормоз, давай! Не могла же она вконец опуститься и произнести это вслух?! И в тот момент, когда Паша дрогнул, его пальцы сжали ее запястье еще сильнее и он подался вперед, в сознание пробилась телефонная трель.

Ника судорожно втянула воздух, огляделась по сторонам, словно впервые видя это помещение, и попыталась понять, откуда идет звук. Ее смартфон молчал, городской тоже… Сигнал раздавался из Пашиного кармана.

Исаев отпрянул от нее, будто она пихала ему сверток с сибирской язвой, вскочил, едва не опрокинув стул, и пулей вылетел в коридор, оставив Нику в полнейшем раздрае.

Она ущипнула себя, пытаясь прийти в чувство, допила залпом холодный чай. Паши не было пять минут, десять, пятнадцать, полчаса. В ординаторскую забежала какая-то женщина с темной короткой стрижкой, потом здоровенный мужик с миниатюрной бородкой. И волей-неволей Нике пришлось вернуться в палату.

До вечера она все ждала, что Паша появится, напишет, материализуется. Вздрагивала от каждого шаркания в коридоре. Потом не выдержала и сама отправила ему несколько вопросительных и, как ей самой казалось, нейтральных сообщений со смайликами. Он молчал. И только утром, включив на телефоне звук, Ника обнаружила первую весточку: «Извини, проблемы с сестрой. Работы много, увидимся». Ни желтой рожицы, ни даже скобки. Текст выглядел сухо и обезличенно.

Дежурная сестра с традиционным утренним градусником сказала, что Павел Дмитриевич ушел домой. Просто заполнил Никины документы к выписке и ушел. На обходе вместо него был Евгений Игоревич, тот добродушный дядечка с усами мушкетера, который тоже присутствовал на операции. И Нике пришлось отправиться домой, даже не попрощавшись с Пашей.