Дарья Сойфер - Диагноз: любовь

Глупо было надеяться, что Ника ничего не заподозрит… Но он до последнего хотел уберечь ее от разочарования.

– Я… Мне придется поговорить с Марком, так или иначе. Я не могу сделать вид, что ничего не было. Просто… Я хорошо знаю Алинку, она любит приукрасить. И мне не хочется бросаться ложными обвинениями.

– Дождись меня, пожалуйста. Я спущусь через десять минут.

Паша сбросил звонок и решил для начала заглянуть в реанимацию. Надеялся, что после наркоза Алина разоткровенничается так же, как и ее старшая сестра.

В боксе интенсивной терапии было прохладнее и легче дышать. Собрав волю в кулак, Паша прошел мимо запотевшей бутылки минералки на сестринском посту, пообещав себе купить две таких. Облизнул шершавым языком пересохшие губы и направился к пациентке.

Алина уже приходила в себя. Бледная, она выглядела слабой, но умиротворенной.

– Как там все? – спросила она. – А то медсестра мне ничего не сказала.

– В целом неплохо, – уклончиво ответил Паша. – Мне жаль, что так вышло с ребенком.

– А трубу ты смог сохранить?

– Ее сохранили, но не я. Доктор Наталья Евгеньевна из гинекологии. Она, наверное, еще заглянет к тебе.

– Ну и слава богу, – Алина с облегчением прикрыла глаза.

Паша стиснул зубы, чтобы никак не прокомментировать полнейшее равнодушие девушки относительно потери ребенка. Даже его сестра, когда у нее были какие-то неприятности во время беременности, звонила ему посреди ночи и ревела в трубку. А тут как будто и не было ничего. Он не считал себя ханжой, но ощущение появилось гадостное, словно глотнул жидкого мыла.

– Ты уверена, что отец – Марк? – он присел на стул для посетителей и наклонился к Алине. – Ника нервничает.

– Она всегда нервничает. Но это правда. Я больше ни с кем… В общем, правда. – Ее взгляд был еще плохо сфокусирован, но говорила она четко.

– И ты никак не помогла этому случиться?

За годы врачебной практики Паша понял, что люди охотнее откровенничают с чужими, чем с близкими. Сработало и на сей раз. Алина отвернулась к окну, глаза подернулись пленкой влаги.

– Ты, наверное, решишь, что я стерва, – тихо проговорила она и всхлипнула. – Но это было спонтанно… Недавно в Интернете был скандал с одной… Она была горничной и стащила использованную резинку одной знаменитости. То есть формально они даже не спали. А суд решил дело в ее пользу, и она теперь получает огромные алименты. Понимаешь?

– Угу. – Паша усмирил рвущиеся наружу едкие выражения, чтобы не спугнуть Алину.

– У нас все произошло так… Ну, знаешь… Сходили в кино, в роскошный клуб… И да, он честно предупредил, что серьезные отношения в его планы не входят. Я и не собиралась… Он же красавчик, ты ведь понимаешь? Таким не отказывают. И потом он оделся, ушел, и я увидела в корзине… Это был шанс! Согласись, Паш, это несправедливо, правда?

– Что именно?

– Ну, одним все, другим – ничего. У него тачка, пентхаус, часы стоимостью, как наша дача. А у нас? Мама вкалывает всю жизнь, Ника пашет, а толку? И институт этот дерьмовый, сессия… Задолбало все! Я должна была попробовать! Могло и не сработать, видишь, вышла накладка… Но если бы получилось, все бы стало по-другому! Отстроили бы маме новый дом на даче, купили бы машину приличную вместо папиной древней «японки»… Бизнес бы тоже какой-нибудь завела, что я, хуже Баськи? А он бы и не заметил, для него это даже не деньги… И ребенок – ему тоже в плюс… Ну вот, не вышло… Значит, не судьба…

– А ты Марку говорила?

– Не успела. Теперь и не буду. Не хочу зря портить репутацию.

Серьезно, Алина? Репутация? После всего этого ты считаешь, что у тебя она есть? Не сказать, чтобы Паша хоть немного сочувствовал Веселовскому. Но даже Марк, чтоб ему пусто было, не заслужил! Наверное, кощунственно думать так о гибели ребенка, но какая у него могла быть жизнь с такими родителями? Жаль, что этой беды не хватило Алинке, чтобы усвоить урок. Сам он решил мухлевать с диагнозом, Наташа из кожи вон лезла, чтобы сохранить трубу… И что дальше? Где гарантии, что эта девчонка, выпороть бы ее хорошенько, не пойдет ловить следующего богача? Может, и стоило бы рассказать все тете Наде? Хотя… Бедной женщине – нервы и позор, а от Алины все отскочит как от стенки горох. И он все-таки врач, а не воспитатель.

– Отдыхай, – только и смог он выдавить вслух, борясь с омерзением.

Встал и ушел. Иногда ему было досадно, что он не вправе решать, кому оказывать помощь, кому нет. После некоторых операций он мог гордиться собой и понимал, что выбрал профессию не зря. А сейчас внутри ворочалось поганое чувство, что он стал соучастником чужой подлости.

В автомате осталась только апельсиновая газировка. Теплая, липкая и железистая на вкус. Паша поморщился, прополоскал рот и пристроил недопитую банку в помойку. Главное, что все дела позади, и можно, наконец, поговорить с Никой. А Паша был настроен все выяснить окончательно.

Теперь он знал, что сказать. Знал, в чем его преимущество перед Марком. Если тот серьезных отношений не планировал, то Исаев, наконец, решился. Все это время он думал, что не собирается затевать возню ради Ники. Она – вся такая правильная, домашняя, а это либо ЗАГС, либо геморрой размером с кедровую шишку. А оказалось, Паша сам не заметил, как уже давным-давно по уши увяз в Карташовой. И для себя пути назад не видел. В конце концов, другой такой ему не найти. Мягкой, соблазнительной до дрожи, уютной и честной. Разве только декабристам нужны верные жены? А врачам? Да, он взрослый мужик, но, черт возьми, хорошо бы вот так прийти домой после тяжелого дежурства, а там – чисто, тепло, вкусно пахнет. И ее нежные прохладные пальчики взъерошат ему волосы, будут гладить по голове, а он уткнется носом в ее ключицу, и пусть она мурлычет колыбельную, как Никите. В конце концов, если Паша на ней женится, будет иметь на это полное право.

А иначе для чего все? Что прекрасного в его холостяцкой свободе? За что держаться? Он ведь не Веселовский, который разъезжает на «Ягуаре», цепляя новых и новых девиц. Можно подумать, Исаев – какой-нибудь мультимиллионер, чтобы беречь цветок своей брачной невинности. Да, с Никой непросто. То этические дилеммы, то еще какие-то волнения, то желание такое сильное, что почти физически больно. И она постоянно крутится в его мозгу. Прочно обосновалась, и ничем ее оттуда не выбить. Так, может, перестать бороться? Пусть будет рядом, под боком. Его собственная и больше ничья. От этой мысли Паше сразу полегчало. И чего было разводить Санта-Барбару? Сейчас пойдет, обрадует ее, месяц-другой на цветы и прочие реверансы, и можно в ЗАГС. Тетя Надя все равно в нем души не чает.

И с видом фокусника, который прячет в рукаве голубей, Исаев спустился в приемник. Отыскал в толпе посетителей Надежду Сергеевну и даже Макариху, но не Карташову.