Дарья Сойфер - Диагноз: любовь

– Ну, как она? – сразу напала на него тетя Надя.

Пришлось заново рассказывать в подробностях про выдуманную операцию. Потом Паша все же не выдержал, извинился, отозвал Лену в сторону.

– Где Ника? – спросил он, понизив голос. – Я же просил ее дождаться меня.

– Не утерпела, – пожала плечами Макариха. – Рванула к Марку.

– Зачем?! Я как раз поговорил с Алиной… В смысле… – он замялся.

– Не парься, я в курсе насчет беременности. Ника пыталась дозвониться шефу, и когда он снял трубку, сказал, что может встретиться только сейчас. Поэтому она и поехала. Бедолага…

– Она ведь не собирается скандалить? Ее ведь могут уволить за такие обвинения, а он толком не виноват…

– Она мне не докладывала, Паш. Но я бы не сказала, что она злится. Скорее раздавлена… Представить не могу, что она сейчас чувствует. Алинка – сволочь, конечно. Убила бы.

– А вы с Марком уже заключили контракт?

– Завтра должны были. Но теперь я сомневаюсь… Я же говорю, Ника странная была все эти дни. Как бы ее окончательно не накрыло.

– Слушай, Лен, – Паша сделал паузу, собираясь с духом и сам не веря в то, что намеревается сказать. – А Ника ничего тебе не говорила про меня? Ну, про отношение ко мне, может, или что-то в этом духе…

Макариха пристально взглянула на него, сощурилась, а потом цокнула и вздохнула.

– Теперь понятно, – севшим голосом произнесла она.

– Что тебе понятно?

– Операция, Алина, племянник… Ты влюбился в нее, да? – она вроде говорила правильные вещи, но Паша никак не мог взять в толк, почему все это звучит так сочувственно.

– Не так, чтобы… Но в целом… Скорее да, чем нет, – романтические сопли не были его коньком. – А что такого?

– Да ничего, наверное… – Лена усмехнулась. – Кармическая справедливость.

– Ты о чем?

– Не хочется тебя расстраивать… Надо же, никогда б не подумала, что произнесу это. Еще месяц назад я бы обрадовалась любой возможности наступить на твою больную мозоль. Так вот, у нас с Никой есть договор: парень, который нравится подруге, – табу.

– И?

– Она просила меня насчет Марка. Не насчет тебя.

– То есть…

– Ей он нравится. Со всем этим бизнес-планом она сходит с ума не столько из-за кондитерской, сколько из-за него. Боится влипать в историю, соглашаться на его контроль… Но все равно идет на эти глупости. И я не могу ее отговорить. Потому что влюбленный человек слеп и глух. Прости, Паш.

Паша чувствовал, что его лицо перекашивает, как при инсульте, и едва мог сохранять видимость равнодушия.

– Ты же знаешь Нику. – Паша сунул руки в карманы. – После того что было между Марком и Алиной, она не станет…

– Не станет. И сама понимает, что он – самовлюбленный кобель.

– Отлично, – Паша кивнул. – Я подожду. Сколько, по-твоему, надо, чтобы она его забыла?

– Эх, Исаев… – Лена смотрела на него с жалостью. – Ну как мне объяснить, что тебе ничего не светит?

– Почему? Мы с Никой прекрасно общались после операции, пока не притащилась Катька и все не испортила.

– Десять лет, Паш. Десять лет ты измывался над ней.

– Но она… – Паша прочистил горло. – Она сказала, что все простила.

– Она могла. Но у нее не Паркинсон, чтобы это забыть.

– Альцгеймер.

– Неважно! Ника просто не сможет сделать вид, что ничего не было! Ты прикалывался, развлекался. Для тебя это были шутки. А я видела, Исаев, что с ней творилось. Как она рыдала, как ненавидела себя и пыталась морить голодом. Помнишь ту дискотеку? Когда Ника хотела признаться мальчику в любви? Ты ведь и тогда все испортил. А это был даже не твой класс. Надеюсь, ты тогда хорошо повеселился, – Лена сунула ему под нос ладони. – Пока я вот этими самыми руками вытаскивала у нее из-за щеки сердечные таблетки дяди Вити. Целую горсть! Ника хотела умереть по твоей милости! И после этого ты рассчитываешь, что она возьмет тебя под ручку и вы растворитесь в закате?

Исаев молчал. Около него будто разорвалась граната, и теперь он, контуженый, просто стоял с открытыми глазами, не ориентируясь в пространстве и времени. Ника его ненавидит .

– Я потому и сказала про кармическую справедливость, – неумолимо продолжала Лена. – Я помню, как она похудела, с огромным трудом научилась себя любить. Мы выбирали платье на институтский выпускной. Такое красивое, лавандовое… Ника покрутилась в нем перед зеркалом, а потом сказала: «Вот бы Исаев увидел меня такой! Влюбился до потери памяти, а я бы над ним посмеялась!»

– П…правда?

– Чистейшая. Поэтому уж извини, Исаев, но твои неразделенные чувства – мелочь по сравнению с тем, что пережила Ника. Потерпишь. Мне правда жаль, и я рада, что ты изменился и помогаешь ей… Но есть вещи, которые не забываются.

– Да, я… Я понял. Хорошо. Извини, мне надо идти… Там… Ну, дела, знаешь, история болезни… – Он резко развернулся, чуть не срываясь на бег, и на негнущихся ногах зашагал к лифту.

Паша не слышал ни гомона голосов, ни оклика Надежды Сергеевны, ни сирен неотложки. Только звон, с которым рассыпалось вдребезги его будущее.

Шел, не разбирая дороги, натыкался на людей… Всюду люди, люди… Дернул ручку бельевой – открыто. Спрятался в темной каморке, прислонился спиной к холодному скользкому кафелю. Потом вдруг вытащил из кармана телефон.

– Илья, это я, – пробормотал Паша в трубку, когда после гудков раздался голос Фейгина. – Твое предложение насчет дачи еще в силе?

@niKartashova

30 мая 22:35

#никапекарь #важное

Друзья, временно новые заказы не беру. Пауза.

Извините.

Всю дорогу в такси от больницы до клуба «Сохо», где расслаблялся Марк Веселовский, Ника прокручивала в голове предстоящий разговор. Ее разрывало от злости, отчаяния и бессилия. Но что сказать, чтобы сохранить достоинство и не выглядеть ополоумевшей идиоткой?

Она сама не понимала, чего теперь хочет. Одно знала: физически не сможет находиться изо дня в день под одной крышей с Веселовским. Да, у нее не было никаких прав на него, а прежняя влюбленность испарилась. Тогда почему так ощутимо кольнуло от «новости» Алины?

Какой теперь совместный проект? Жалко подводить Лену, жалко хоронить мечты последних лет. И все из-за того, что он спал с ее сестрой. Может, Ника просто чересчур щепетильна? И мир бизнеса не для нее? Марк с улыбкой обсуждал детали проекта, ни словом не обмолвившись про Алину… Но ведь и не должен был докладывать! А мелкая? Почему молчала она? Впрочем, от нее и в детстве было не добиться признания. Ужом изворачивалась до последнего, что не знает, где варенье, даже если у самой все щеки были в малиновом сиропе.

Нет, надо своими глазами взглянуть в лицо Марка. Сестру еще не скоро захочется видеть. Хорошо, конечно, что с ней все обошлось, но общаться, как прежде… Нет.