Дарья Сойфер - Диагноз: любовь

– Да! – резко ответил он.

– Павлик, – раздался на другом конце взволнованный голос Надежды Сергеевны. – Ты можешь приехать?

– Что случилось?

– С Алиной плохо… Болит живот, она лежит… Может, и у нее аппендицит?

– Вызывайте «Скорую».

– Просто… Сам знаешь, как бывает… Может, ты посмотришь? Я тебе доверяю, как никому. Прошу тебя, – тетя Надя всхлипнула.

– Еду.

– Что там? – обеспокоенно спросила Лена.

– Кино отменяется. У Алины что-то с животом.

– Она могла и травануться, – дернула плечом Макарычева. – С ее бурной студенческой жизнью…

Паша догадывался. Если Алина хоть немного похожа на его собственную младшую сестру, алкогольное отравление – первое, что приходит на ум. Но разве объяснишь матери, что ее ненаглядное дитятко может позволить себе подобные излишества? К тому же Паша отлично помнил, как тетя Надя пыталась сосватать ему Алинку. И все-таки развернулся и поехал к Карташовым. Благо обратная дорога была без пробок, и нужный дом совсем близко.

– Так в кого, говоришь, Ника влюбилась? – вернулся он к прежнему разговору, притормаживая на светофоре.

– Давай лучше потом обсудим, не хочу вот так, в суматохе, – отмахнулась Лена.

Паша медленно втянул воздух, выдохнул. Ладно, терпения ему не занимать. Подрулил к дому, но все парковочные карманы были утрамбованы так плотно, что удивительно, как люди вообще умудрялись открывать дверцы. Будний день, вечер, спальный район. Типичная история. Пришлось покружиться по соседним дворам, подкараулить выезжающую даму на «Хонде» и еще минут десять ждать, пока она сможет отчалить, никого не поцарапав. Десять сантиметров назад – пятнадцать вперед. И так добрую сотню раз. И Макариха, как назло, молчала. А Паша не хотел показаться слишком заинтересованным и переспрашивать снова. Сидел, барабанил пальцами по рулю и нечеловеческими усилиями сдерживал желание пойти и вытряхнуть водительницу из машины, чтобы сделать все самому.

Наконец, «Хонда» выехала, чиркнув, правда, зеркалом о чей-то бок, но Паша и без того слишком долго ждал, чтобы теперь бороться за справедливость. Позволил нарушительнице уехать и, лихо заполнив пробел между двумя внедорожниками, выскочил из машины. Макариха семенила следом, едва поспевая на своих шпильках за его широким шагом.

И все бы ничего, но у домофона уже торчала Ника, нервно тыкая пальцем в одну из кнопок. Увидев Пашу, а затем и Лену, она замерла, окинула их взглядом, красноречиво подняла брови, но так ничего и не сказала.

– Что там стряслось с Алинкой? – поинтересовалась Макариха как ни в чем не бывало.

– Откуда мне знать… – Ника снова повернулась к двери. – Тут вечно шестерка заедает…

– Давай я, – предложил Паша.

Но Ника упрямо стояла на месте, продолжая нетерпеливо жать на несчастную цифру. В своем неистовстве Ника, вероятно, была не одинока, потому что изображение на этой кнопке стерлось подчистую. Исаев смотрел на ее потуги и мысленно вспоминал названия человеческих костей на латыни, чтобы не сорваться. На os hamatum [4] Крючковидная кость ( лат. ) дверь поддалась, и через несколько мгновений неловкого молчания в лифте они поднялись в квартиру.

Тетя Надя уже дожидалась их на лестничной клетке.

– Павлик, слава богу! – бросилась она к Исаеву, не удостоив приветствием ни Лену, ни старшую дочь. – Ей так плохо…

– И почему вы не вызвали «Скорую»? – он нагнулся развязать шнурки.

– Здравствуй, Паша. – Дядя Витя, Никин отчим и отец Алины, выглянул из своей комнаты.

Он почти совсем облысел, волосы кустились лишь вокруг ушей. Кожа стала землистой от долгих лет курения. Паша пожал протянутую руку и, посетив ванную, последовал за тетей Надей в комнату Алины. И сразу чуть не запутался головой в люстре с десятками прозрачных висюлек, придержал их, чтобы они перестали звенеть. Как же тут все отличалось от спальни Ники! Компьютерный стол, заваленный больше журналами, чем учебниками, мелкая дребедень, расставленная всюду, из ящиков комода свисают какие-то яркие тряпки… И ворох плюшевых игрушек. Как дите малое, честное слово.

Ника уже сидела на краешке разложенного дивана рядом с сестрой. Та выглядела бледной, тихонько постанывала, лежала на правом боку, поджав к животу колени. Неужели у них в семье аппендицит заразный?

– Можешь лечь на спину, я тебя посмотрю? – спросил Паша, трогая ее лоб.

Температуры не было, скорее наоборот: холодный и липкий от пота.

Алина, закусив нижнюю губу, послушно повернулась и вытянула ноги.

– Мне надо ее осмотреть, – сообщил он всем присутствующим, которые с любопытством толпились вокруг.

– Конечно-конечно, – тетя Надя закивала, не двигаясь, однако, с места.

– Мам, подождите снаружи, – попросила Алина, и все гуськом вышли, прикрыв дверь.

– Ну, выкладывай, – тихо спросил Паша: заметил, как она с опаской косилась на мать.

– Тошнит немного… Но не рвет, – Алина поморщилась от нового приступа. – То болит, то отпускает… Но болит очень сильно…

– Когда началось?

– На парах… Несколько часов назад.

– Что-то принимала?

– Нет, – она мотнула головой.

– Честно? – Паша прищурился, оценивая состояние зрачков.

– Даже не пила. Тебе дыхнуть?

– Верю. Поднимай футболку.

Живот нельзя было назвать таким уж острым. Напряжение – несильное, синдром Воскресенского – отрицательный. Нет, на аппендицит не похоже.

– Еще что-то было? – Паша продолжал пальпировать.

Боль локализовалась справа, но низковато… Странно, очень похоже на случай Ники, но Алина явно выглядит хуже. Может, у этой все-таки придатки?

– Были еще кровянистые выделения, – нерешительно прошептала она, помолчав.

– Из прямой кишки?

– Нет… Оттуда…

– А для месячных не время?

– Нет… Тут такое дело… Я вроде как беременна.

Последнее слово Алина произнесла тихо-тихо, едва шевеля губами и отведя глаза. Но подействовало оно тем не менее как удар в гонг.

– Ты почему сразу не сказала? – спросил Паша как можно терпеливее: женской логики ему на сегодня и без того хватало.

– Я думала… Может, это не связано… Мама говорила, что похоже на аппендицит. А вдруг и правда он? Вчера вот вечером желудок побаливал… Я погуглила, что сейчас и беременных оперируют, и можно сохранить ребенка.

– То есть тетя Надя ничего не знает?

– Не-а, – Алина умоляюще посмотрела на него. – Можешь ей не говорить? Я подумала, если ты сам прооперируешь, то можно будет пока оставить все как есть… Это же врачебная тайна, нет?

– Тайна тайной, – Паша потер переносицу, ощутив внезапное желание уйти в мужской монастырь. – Но у тебя не аппендицит.

– В смысле?

– Девяносто девять процентов, что это внематочная. Зародыш прикрепился в твоей правой трубе.