Анна Шехова - Младшая дочь перевозчика

Место, облюбованное Богом, сразу бросается в глаза. Все прочие лесные холмы от подножья до вершины покрыты густой щетиной леса. Кое-где на хребтах сквозь зелень проступают бурые, рыжие и желто-коричневые каменистые уступы. Порой лес обрывается над каменным слоящимся срезом — словно кто-то гигантским ножом рассёк холм, обнажив гранитную сердцевину под тонкой шкурой живой земли.

На холме Бога деревья растут только около самой вершины. Остальной склон — песчаный, испещренный кустиками самой жизнестойкой травы, вроде лохматого хвоща или тугих кочанчиков молодила.

Чтобы прийти к Богу, надо подняться вверх по осыпающемуся склону, по той его стороне, где совсем нет травы. Бога навещают нечасто, но ступней немногих верующих хватило для того, чтобы проторить видимый путь тем, кто поднимается на священную гору впервые.

Когда идешь к Богу, ноги вязнут, и каждый шаг укорачивается. Когда, навестив Бога, идёшь обратно, ноги скользят, и каждый шаг становится длиннее.

Я люблю ходить к Богу в жаркие дни, ближе к полудню. На берег озера и лес опускается сонное марево горячего колеблющегося воздуха, пронизанное стрекотом саранчи. Песок на склоне раскаляется, но я все равно разуваюсь. Это часть ритуала — снимать обувь. Бог не любит, когда к нему домой приходят в ботинках, а жесткая подошва равнодушно давит самых многочисленных обитателей горы и верных служителей Бога — муравьев. Я так думаю. Сквозь кожу и ткань нога не почувствует шершавых листиков белесой травы с труднопроизносимым названием, щекочущих щеток хвоща, мягкого хвойного ковра на вершине, бугристых шишек, впивающихся в подошву растопыренными чешуйками.

Подниматься тяжело. Но я знаю, что и тогда, когда научусь летать, я не стану обижать Бога своей дерзостью. Он ждет от меня совсем немного — не лениться, напрячь силы и пройти половину мили вверх по песчаному склону, где он встречает меня в ветхой деревянной беседке между стволами двух гигантских кедров. В ответ на мои небольшие усилия он дает намного больше.

Он дает мне всё, что нужно. Всё, что Бог может дать верующему.

В семье меня называют идолопоклонницей. Это считается шуткой, но на нее никто никогда не смеется.

Мамина сестра, тетя Лита, каждый вечер внушает мне, что три главные добродетели женщины — быть верной мужу, уметь хорошо готовить и знать как можно больше молитв. Все женщины в нашей семье соответствуют этому идеалу. Кроме меня. Я не знаю молитв и не умею готовить. Мужа у меня нет, поэтому пока я храню верность только себе. У тете Литы тоже нет мужа. Как она выходит из положения, чтобы оставаться добродетельной женщиной, я не знаю. Я не любопытна, а значит, лишена еще одной негласной женской добродетели.

В моей семье живут несколько религий. Но никто не понимает, как можно поклоняться Богу, у которого даже нет своего храма.

Мне пришлось пообещать, что я построю святилище с алтарем и крышей. Если Бог когда-нибудь захочет покинуть ветер и кедры.

Мы с Пророком прожили на острове почти месяц. Мое время превратилось в длящееся «сегодня». Слово «вчера» стало миражом другого берега, а слово «завтра» мы ежедневно сжигали в костре вместе с сухими дровами.

По утрам странный прохожий учил меня языкам, после обеда — исповеди, вечером — поцелуям. Ночью над костром он пересказывал прочитанные книги и подолгу смотрел мне в лицо, пока я не опускала взгляд. В один из самых жарких дней нашего времени мне стало известно, как он пытался умирать. И тогда я заплакала, первый и единственный раз — когда он улыбнулся и сказал про свои попытки «трижды безуспешные». К счастью, мне не пришлось объяснять, чем вызваны слезы.

Идолопоклонники так и не появились на острове. Однажды утром я пришла навестить идола сама. Я долго смотрела на ту часть камня, которая стала бы лицом, будь этот бог подобен человеку. Затем я дотронулась до холодной поверхности фигуры, и у меня в руке осталась каменная крошка. В тот момент я поняла, что идол и его алтарь забыты своими поклонниками давно и навсегда.

Я побежала к прохожему — он как раз готовил костер — и рассказала об этом. Он сразу поверил мне и помрачнел как вечернее небо.

— Очередная ошибка, — сделал вывод мой проводник.

Голос был пронизывающий, как апрельский ветер.

— Я думал, что пришел туда, куда нужно, но мне опять не повезло с билетом.

— Ты пришёл туда, куда нужно, — сказала я.

Но мы были слишком мало знакомы, чтобы хорошо понимать язык друг друга, и мои слова прозвучали для него как насмешка.

Когда мы плыли обратно, озеро радовалось и осыпало нас золотыми блёстками брызг. Небо разливалось глубокой синевой над горячим зелёным берегом.

Руки Пророка поднимали вёсла, как крылья, и он объяснял мне, зачем ему нужно идти дальше. А я не стала рассказывать, что часто разговаривала с идолом и задавала вопросы. Истукан, разумеется, молчал, и это давало возможность найти ответ мне самой. Уже многие жизни капище навещают только птицы и любопытные прохожие, которые берут лодку у перевозчика и думают, что остров — это цель их путешествия. Я знаю, что остров — это всего лишь кусочек земли в пространстве озера. Капище — кусочек прошлого в настоящем. Для того чтобы поклоняться идолу, не нужны ни остров, ни капище.

— Ты ищешь призрак, — сказала я Пророку.

— У каждого человека должна быть цель, — ответил он.

Мы стояли на берегу озера в десятке метров от моего дома.

— Куда ведёт эта дорога? — спросил он.

— Вдоль берега озера, — я ответила.

— Я вижу, — он уже торопился, — а дальше?

— Вдоль берега, а потом вдоль холмов. А может, она уходит в лес. Или в степь. Или огибает озеро и рассыпается на множество тропинок. Ты можешь идти по ней сколько угодно.

Пророк ушёл, как и все, кто проходит мимо нашего дома.

Я возвращалась домой сквозь запахи свежей, впитавшей дожди июньской зелени и цветов. Июнь — время цветов. Берег был усыпан оранжевыми огоньками жарков и тигровыми раструбами саранок. Под окнами дома на длинной клумбе отцветали фиолетовые ирисы, а в саду разливался дурманящий запах сирени.

Моя мама верит в провидение, и она не удивилась возвращению блудной дочери. Мой отец слишком уважает себя, чтобы поверить в то, что у него могут быть легкомысленные дети. Моя сестра Вероника предложила мне своё сочувствие. Она решила, что в день своего возвращения я долго сидела возле окна, потому что прятала слезы. На самом деле я смотрела на чаек, которые мимолетными белыми штрихами расчерчивали пространство над озером.

Женщины в моей семье считают, что любовь — это вера в надёжность. Когда они любят, то забывают о своей собственной силе и превращаются в хмель, обвившийся вокруг мужчины, как вокруг столбика беседки.