Светлана Макаренко - Профиль Бога [СИ]

У Вас красивое платье. Рукав необычный. Я не видела такого раньше.

— Удобно для Вас? — Ольга опять слегка улыбнулась. Это мне свекровь подарила, не так давно. Что меня в нем завораживает, так это именно «средневековые рукава», с прорезями… Муж говорит, что в нем я похожа на Ингигерду.

— На кого? — Алина шевельнула бровью, рот ее чуть искривился в скрытом презрительном недоумении.

— На Ингигерду. Так звали принцессу шведскую, ставшую русской княгиней, женой Ярослава Мудрого. — Ольга почти прошептала последнюю фразу, смяв ее окончание, и чувствуя, как жар и холод попеременно, волнами, заливают ей сердце.

— Я не сильна в литературе, и вообще, во всей этой чепухе на постном масле. У Вашей свекрови персональная портниха? Она берет заказы?

— Это — история. — Машинально поправила Ольга чересчур практичную гостью. — Ингигерда — мать Анны, королевы Франкской. Это есть в летописях.

— Никто не знает, было ли это так на самом деле. Все придумано всякими там «ботаниками», чтобы зарабатывать деньги. Пудрят людям мОзги! — пожала плечами Алина, слегка раздувая крылья носа. Ольге вдруг показалось, что в профиль массажистка похожа на хищную птицу, красивую, но безжалостную. «Если такой пичуге в когти попадешь, не выпустит!» — неизвестно почему вдруг с отчаянием подумалось ей, и что-то внутри безнадежно ухнуло вниз, обрушилось пеплом. Сердце? Душа? Она не знала, не могла угадать, понять…

Но почти тотчас дернулась где-то в глубине нее самой, в сокровенном ее, тоненькая шелковая нить… Дернулась и замерла, словно ожидая ответа. Ольга осторожно положила правую руку на живот, погладила его, и, чуть отодвинувшись от Алины тихо, но твердо произнесла:

— Я не знаю, где Марина Михайловна взяла это платье. Это ведь подарок, а о них не расспрашивают…

— Да-да, конечно. — Алина машинально кивнула, продолжая разминать пальцы Ольги, осторожно гнуть их в суставах, растирать запястье, локоть, предплечье. Та поежилась, словно от укола иглой.

— Вам больно? — Алина чутко-профессионально напряглась.

— Нет, я просто чувствую, словно иголки, «ежики» в руках. — Ольга опять смутилась.

— Ничего. Это хорошо. Значит, у Вас не нарушены нервные окончания…

— И есть надежда спасти руку, не так ли? — теплый голос, с хрипловатой, знакомой трещинкой зазвучал на пороге гостиной. От неожиданности Ольга вздрогнула:

— Леша, как ты тихо! Я даже не слышала. — Ольга поднесла свободную руку к горлу, словно защищаясь. Она выглядела немного растерянно.

— Ты просто опять забыла закрыть замок, милая. Извини. Добрый вечер! — Алексей сдержанно кивнул в сторону Алины.

— Добрый, Алексей Кириллович! — поздоровалась в ответ та. Вы нас с Ольгой Андреевной и, правда, немного напугали. Но это хорошо! Она так вздрогнула, что я поняла, что все нервные окончания в кисти целы. Так что — спасем ручку. Приложим все усилия. Сухожилие задето, конечно, но, не сильно, только с краю, если можно так сказать, — деловито начала Алина, не спуская внезапно потемневших глаз с фигуры Алексея. Она облизнула краешком розового острого язычка уголок губ, и Ольга тотчас же подумала про себя, что манящий кончик этот похож на раздвоенное жало…

«В аромате эдемского сада», — вдруг мелькнуло в ее мозгу, пылающем от непонятной растерянности, строчкой из Китса. Или Мильтона? Она не могла бы сказать точно. Названия вечно путались в ее голове. А тут еще она вдруг ощутила сильную ломоту в правом виске. Только мигрени ей сейчас и не хватало!

— Прошу прощения. А Вы давно здесь? — Алексей, прищурившись, смотрел на гостью. Она явно его заинтересовала.

— О, нет. Минут двадцать. — Алина, улыбнувшись, взглянула на правое запястье, где сверкнул крошечными бриллиантами и платиной изящный дамский «Роллекс». — Точно. Двадцать минут. Я и не заметила. Скоро заканчиваю. А жаль! С Вашей супругой так приятно беседовать.

— Если Вы подождете еще минут пятнадцать, то сможете продолжить беседу за чаем. У нас есть ореховый рулет и эклеры. Я только вымою руки. Не возражаете?

— Ну, — Алина чуть пожала плечом, и от этого под тонкой тканью блузы вдруг четко проступили очертания ее бюста, похоже, совершенно не знавшего привычной многим защищающей тесноты атласа или кружев. — Если только я не утомлю Ольгу Андреевну? Ей после массажа желательно закрыть руку чем-нибудь теплым и посидеть в покое минут пятнадцать…

— Замечательно! Ольга Андреевна сядет в кресло с пледом, и будет наблюдать за чайником, пока мы с Вами станем накрывать на стол. Оленька, ты не будешь против? Ты же знаешь, я всегда забываю о заварке.

Ольга кивнула, улыбаясь, снова поднеся руку с алеющим шрамом к шее. Алексей вопросительно взглянул в ее сторону. Она едва заметно покачала головой, пожала плечами. Он чуть коснулся ладонью ее хрупкого запястья. Давний, знакомый, успокаивающий жест. И неторопливо вышел из комнаты. Стало слышно, как в ванной шумит вода. «Что же случилось? Ничего особенного! — подумала, успокаивая саму себя, Ольга. — Почему я тревожусь, не понимаю!»

За окнами тихо наплывал на город фиолетово-серый вечер. Они собирались пить чай. Все вместе, в уютной большой кухне, где она будет тихо сидеть в кресле с пледом. В своем любимом кресле, с вышитым мулине медвежонком на потертой велюровой подушке — подарком бабушки — и наблюдать за гостьей. Ничего особенного не случилось. Ровным счетом ничего. Если не считать того, что их гостья, белокурая птица-скопа, станет играть за чаем роль непрошенной хозяйки…

И Алина сыграла ее, эту роль, блестяще. Ловко передвигала на столе чашки, блюдца. Накладывала сахар в янтарную, густую жидкость и жидкость плавно колыхалась в тонком фарфоре, не расплескиваясь. Ловко поддевала лопаткой крохотные эклеры, бесшумно опускала на тарелки и болтала, болтала… Оживленно. Без умолку. И еще. Ольге тогда все это показалось несколько странным, манерным, наигранным. Лишь некоторое время спустя она разгадала маневр Алины, ее блестящую тактику. Разгадала именно в тот злополучный день, когда… В тот вечер Алина все время пыталась продемонстрировать и Ольге и Алексею свои руки. Как бы ненароком, невзначай, но — показать их. Руки ее выглядели немного странно для массажистки. Напоминали, скорее, холеные розовые коготки. Сильные, крепкие. Но на них не было выпирающих жил, отливающих синевой, не было никаких морщинок. С безупречным маникюром, округлой кистью, звенящим браслетами на запястьях, эти руки мелькали перед Ольгой, бесстыдно хвастаясь своей белизной, благоухающей мягкостью и… целостью. Именно целостью — ладоней, пальцев, жестов, и тем, как крепко и уверенно брала Алина в руки любой предмет: посуду, полотенце, чайник, пирожное, — она словно бы бросала Ольге невидимый, изощренно-тонкий вызов, царапающий ранящий ее душу птичьим когтем — безжалостным, острым, цепким, холодным.