Светлана Макаренко - Две жизни Джейн Уинтвордт [СИ]

Джейн с досадой покусала кончик ручки и швырнула ее на почти пустой белый лист! За все утро она смогла написать лишь две строки и не буквой больше! Она опасливо покосилась на молчавший в углу стола телефон. Он не издавал никаких упреждающих звуков и трелей, но на аппарате зловеще помигивала красная лампочка.

«Опять редактор!» — похолодев, Джейн замерла. Под ложечкой противно засосало. «Он звонит восьмой раз за утро! — подумала она, нервно передвигая по столу то листы белой бумаги, то чашку кофе, то цветные, тонко отточенные карандаши… — А заключительная часть моего романа так же далека от завершения, как и неделю назад! Через пять дней нужно сдавать рукопись, истекли все сроки! Что я ему скажу, что?!»

Джейн с грустью подперла щеки руками и отпила маленький глоток совсем остывшего за два часа кофе. Она всегда любила холодный, с сахаром, но в этот раз вкус напитка почему-то показался ей отвратительным!

Она негодующе отодвинула чашку и невидяще уставилась на лист бумаги. И что у нее за дурацкая манера писать от руки?!!

Может быть, если бы она могла в процессе работы пользоваться клавиатурой компьютера, дело бы продвигалось значительно быстрее… Но, вот беда, она не могла «писать» компьютерными клавишами!

Признавала лишь остроконечный «Паркер» и гладкую белую бумагу, по которой перо скользило легко, не царапая поверхность. И обязательно чернила густо-фиолетового оттенка.

Иначе Джейн просто могла работать! Стоило ей написать хоть слово красными или синими чернилами, как все мысли улетучивались из ее головы с легкостью порхающих над цветами бабочек! На дискету она набирала только уже отшлифованный, готовый текст с бумажного листа.

Ее муж Джордж, которому приходилось вечерами надиктовывать супруге вслух текст, недовольно ворчал, говоря, что из-за своей столь тягостной и непонятной в атомный век причуды она, известная писательница, психолог, профессор Джорджстаунского университета в штате Мичиган, должна тратить уйму времени на бесполезную, двойную работу, но…

Потом процесс чтения вслух рукописей Джейн так его увлекал, что он напрочь забывал о своем брюзжании, и только благодаря его помощи писательнице-чудачке удавалось укладываться в рекордно короткие сроки написания очередного романа или научной статьи хотя бы до середины.

До середины.

А далее и вовсе начинался ад кромешный! Тут уж ни многотерпеливый Джордж, ни очень снисходительный шеф-редактор издательства «Magic and sienctefic» [2] «Волшебство и наука» (англ.) Пол Чермиан, ни его обаятельная и милая секретарша Сьюзенн Гроффит, ни кабинетная тишина и сосредоточенность, ни неисчислимые чашки с любимым «Маккао» не могли помочь несчастной мадам Уинтворд, писательнице и психологу почти что с мировым именем!

Ни одну из своих работ и рукописей она не могла довести до конца. Никогда, как ни старалась! Она испробовала все мыслимые и немыслимые способы: двигала мебель в кабинете, меняла шторы, отключала телефон, не принимала знакомых, брала отпуск за свой счет, намеренно путала день с ночью, занималась аутотренингом, вместо кофе наливала в чашку коньяк (тайком от мужа) и даже кричала на Джорджа и била бабушкин фамильный сервиз! Ничего не помогало!

По мере приближения работы к концу мысли ее замирали, останавливались, укладывались в непробудную спячку! Не было ни идей, ни фраз, ни сюжетов, ни выводов… Она просто-напросто не могла связать воедино двух слов! Голова ее была пустой, как туго надутый футбольный мяч.

А саму Джейн охватывал беспричинный, необъяснимый страх, и ей все время хотелось спрятать кипу исписанных листов в самый дальний ящик стола и никому не показывать!

Абсолютно никому! Она каждый день пыталась сесть за стол и начать работать: ведь оставалось порою закончить всего-то одну главу или несколько страниц, но все попытки оканчивались одним и тем же: расшвыренными по всем углам кабинета ручками, книгами и карандашами, которые безропотно подбирали то дети — подростки, их у Джейн было двое — дочь и сын, то сдержанный Джорджи, то приходящая раз в неделю прислуга, и беззвучными рыданиями над кипой безупречно чистых листов бумаги или на плече растерянного и рассерженного одновременно, мужа.

Еще бы! Было на что сердиться! Раскалялся от настойчивых звонков телефон, в дверь к Уинвордтам то и дело стучали безупречно вежливые курьеры из издательства или же участливые подруги Джейн, которые прибегали то с новым рецептом витаминного салата, «чудесно освежающего память», или с адресом «замечательного и супермодного психотерапевта, который может помочь выбраться из самых беспросветных ситуаций и депрессий за весьма умеренную плату»!

Джордж немедленно вскипал про себя: за эти годы его Джейн сменила сотни психоаналитиков и терапевтов, и все они были «супергении» и брали «весьма умеренную плату за сеанс», но результат… оставался тем же!

Однако, будучи человеком безупречно воспитанным, подругам измученной жены Джордж никогда и ничего не говорил. Он просто молча прятал бумажки с злополучными телефонами и рецептами в карман, усердно их скомкав!

Вся его накопившаяся, беспомощная ярость и растерянность уходила только в эти никчемные комочки бумаги.

Да еще в не поддававшиеся точному счету выкуренные за день сигары.

Больше тихий джентельмен Джордж-Саймон Уинтвордт, инженер-программист одной из телефонных компаний Джорджстауна, ничего такого себе позволить не мог!..

— И что же ты, несчастная, можешь сказать высоким судьям в свое оправдание? Как докажешь, что ты не ведьма и не состоишь в постыдном сговоре с дьяволом?! — грозно вопрошал сухопарый, длинный, как жердь, епископ, высокомерно прикрывая глаза и обращаясь к маленькой, тоненькой рыжеволосой женщине, с чертами лица, явно выдававшими ее иудейское происхождение. Точеный, с породистой горбинкой нос, большие, слегка навыкате, черные глаза, и тоненькие, изодранные в кровь, длинные аристократичные пальцы рук странно контрастировали с рваным рубищем нищенки, «украшавшем» ее изможденное, прозрачное от многодневного голода и истязаний тело. Она была почти в обмороке и не слышала ни грозного, гневного рыка епископа Луи Бретонского, ни вопросов, которые вслед за ним обращали к ней и другие гневные судьи-инквизиторы.