Светлана Макаренко - Две жизни Джейн Уинтвордт [СИ]

Душа, которая не чувствовала уже жара огня, ибо стремительно поднималась вверх. Она проходила тонкой, светящейся струей по коридору, наполненному теплым радостным светом, словно вбирающим ее в свои объятия, которые были осторожными, мягкими и в то же время властными…

…Тот грешный мир, который оставляла встревоженная Душа, еще какое-то время плыл под нею, она смутно видела очертания городской площади, высокий столб дыма, ощущала неясный гул, шум толпы, наблюдала важных священников, нервно теребящих кресты и четки, но все это уходило, расплывалось, затихало…

Нежный и теплый Свет словно бы наполнял ее собою, и совсем нетрудно ей было отвечать на ясные, простые вопросы, в которых не было ни капли холода или осуждения. Просто мудрая Теплота, перед которой невозможно, грешно солгать!

Душа не томилась вопросами, не ощущала от них стыда, только один раз остро кольнуло ее нечто похожее на горечь сожаления: невесомой, серебристой Душе осторожно показали любимое в Том Мире лицо, искаженное мукой недоуменного страдания и скрытых, подавленных слез.

Она тотчас протянула к нему руки, точнее то, что ощущала «руками» когда-то, но милое ей лицо прикосновение то почти не ощутило, увы, или восприняло его, скорее, как порыв ветра, что тоскующая Душа немедля поняла, почувствовала и поспешила отлететь далее… Ей уже не было места на Земле.

Странно, но у нее, летучей Души, почти не было мучительных сожалений об оставленном существовании в той грешной юдоли, где многие часто бросали в ее телесную оболочку камнями, смачно плевали в лицо, обзывая «ведьмою» и «дочерью Сатаны».

И это еще было лестным комплиментом, по сравнению с тою площадною бранью, которою осыпали ее нередко даже нищие бродяги на улицах!

Тоже отвергнутые всеми, они все же ощущали себя выше ее. Она гнала от себя, теперь серебристой и легкой, невесомой струи воздуха, эти мысли-вопросы и уже знала на них ответ: убогим клошарам признать ее равной, неоскорбляемой, достойной уважения мешала обычная человеческая… гордыня. Себя они считали грешным Божиим твореньем, ее — всего лишь отребьем!

Серебристая струйка сейчас усмехнулась бы про себя, если бы могла. Но она не могла. Да и все это было для нее уже совсем неважным… Кроме, пожалуй, одного — любимого лица, залитого слезами… Слезы эти чем-то смутно тревожили благодатно-восхищенное состояние Души, облегчившейся от бремени земной оболочки.

Прошло несколько времени, но то, что было когда-то земною грешницей-лекаркою, никак не находило успокоения в прогулках по розовым садам, в поисках диковинных трав и цветов, которых здесь было в изобилии!

Беспокойная Душа-струйка, тонкое теперь облачко, даже перестала перелистывать невесомый труд — книжку, в которую прежде усердно пыталась вносить описания того, что видела здесь, и даже истории других бестелесных существ, которые сама же и читала: молча, едва лишь взглянув на них…

Почему-то вдруг это стало ей неинтересным. Светлому Облаку, возникшему рядом однажды и прекрасной фигуре, вышедшей из него, струйка-Душа тихо пожаловалась на смутность тревоги, терзающей ее неотступно. И на странную надежду увидеть дорогое когда-то лицо…

Мудрый Учитель-облако коснулся тоскующей струйки-Души тонкими перстами, и, странное дело, она почувствовала, что вдруг опять обретает способность видеть тот, прежний мир, который казалось, давно и прочно забыт…

Как давно? Несколько дней? Лет? Часов? Минут?.. Она не знала точно. Но, наверное, время пролетело немалое, ибо она видела кровь и войны, странствие племен и народов и разрушение городов… На людях менялась одежда, и облик жилищ менялся тоже, иногда высокие стеклянные дома, где обитали люди, внушали Душе какой-то смутный страх. Впрочем, он быстро исчезал.

Мудрый Учитель задал ей несколько вопросов. Да, она знает, в каком облике вернется на Землю. Да, она согласна прожить эту новую жизнь и не вспоминать с ностальгией прежний путь, приведший ее в высоты Сияющего Мира… Да, на Земле она вновь попытается припомнить то, что знала прежде, и то, чему научилась здесь, в потоках теплого света, в садах, наполненных розами. Она попытается, чтобы это удалось.

Учитель опять коснулся Ее легкими перстами…

И тут Душа почувствовала, что она сжимается в комочек и летит вниз, в черную пустоту, а следом за нею, ей так казалось, грезилось, летят листки ее прозрачной книги, недописанной в обители Покоя, Света и розовых садов…

Перед внутренним взором Души, летящей вниз, последний раз явственно возникла картина ее давней предыдущей жизни: высокий, смрадный столб дыма и огня, боль от плетки, ожегшей спину, и пристальный, хищный взгляд человека в лиловой шапочке. Он держал палец на раскрытой книге в черной обложке. Книге, которую она тогда, пятьсот с лишним лет назад, не успела окончить, переписать и надежно спрятать от чужих глаз!

— Миссис Уинтвордт, прошу вас, придите в себя! Перестаньте метаться, вам уже не больно, вы в полной безопасности. Откройте глаза! Я буду считать. Итак, раз, два, три… Немедленно откройте глаза!

Ясный, твердый голос четко, холодно раздался над ухом Джейн. Она вздрогнула последний раз всем телом в глубокой конвульсии, почувствовав, что кто-то крепко держит ее ноги, и открыла глаза.

Все плыло перед нею в легком разноцветном тумане. Лишь через некоторое время она стала различать цвета, оттенки и уловила негромкую приятную музыку, льющуюся, как ей сперва показалось, с потолка. Кто-то раздвинул шторы, в комнату хлынул свет февральского солнца, смягченный начинавшимися сумерками.

Доктор Роджер Мортон, которого сознание ее начало медленно узнавать и в кабинет которого она вошла больше сорока минут назад в сопровождении врача-терапевта и двух медсестер, склонился над нею, беспомощно лежащей на широкой удобной тахте.

— Вы узнаете меня, миссис Уинтвордт? Я доктор Мортон, Роджер Мортон.

Джейн тихо кивнула головой, ощущая во всем теле невероятную слабость. Ее неудержимо клонило в сон.

— Какое сегодня число, день недели, месяц? Вы можете сказать мне?

Джейн, помедлив и зевнув, назвала доктору точную дату и, помолчав, добавила:

— Странно, мне казалось, что я находилась где-то в другом месте… И время было не то. Совершенно не то. Франция 166*** год, Бретонь. Городская площадь. Магистрат, а потом и вовсе не стало времени…

— И Вы опять прошли весь свой путь от маленькой девочки до профессора университетского колледжа? — мягко перебил ее Мортон.

— Да, — слабо удивилась Джейн. — Откуда вы знаете?

— Большинство пациентов проходят в состоянии глубокого гипноза не только этапы прошлого, но и настоящей жизни, от младенчества, до того возраста, в котором они пребывают в данный момент. Сейчас Вас отвезут в палату, где вы отдохнете, и потом вас осмотрит врач-терапевт. О том, что вы видели, вы сможете рассказать мне вечером. Вы смогли понять причину вашей «фобии окончания», назовем ее так?