Люси Эдлингтон - Алая лента

Роза сказала, что такая лавка там будет. И уверенно предсказала, что там мы будем покупать пирожные с глазурью. Много пирожных. Я, конечно, понимала, что Роза все это выдумывает, но она так убедительно рассказывала про те пирожные, что я буквально видела их как наяву.

Открывавшийся с площадки для сушки белья вид и мысли о еде заставили меня затосковать о свободе. Роза если и тосковала о ней, то не так сильно, как я. Розе было легче — она в любой момент могла сбежать из Биркенау в удивительную сказочную страну, которая постоянно находилась у нее в голове. Она часами рассказывала мне выдуманные истории о своей жизни в графском дворце, о своей матери, которая то пишет замечательные книги, то танцует со всякими герцогами и маркизами, а ее отец дерется рано поутру на дуэлях, а после полудня уже воюет на танке. И обо всем этом Роза сочиняла так убедительно, что я невольно начинала верить ей, хотя и знала, что все это выдумки.

Однако самую удивительную, потрясающую историю я услышала тем летом не от Розы, и, что самое невероятное, эта фантастическая история оказалась чистой правдой. А героиней ее была… кто бы вы думали? Марта!

Истории, которые рассказывала Роза, работавших в моечном цеху женщин нисколько не увлекали. До того как попасть в Биркенау, все они были заняты на тяжелой работе где-то в крупных промышленных прачечных, на заводах, фабриках или на судоверфях. Из таких же работниц, кстати, была и наша блоковая, Балка. Эти женщины легко бросались ужасными ругательствами (я таких слов даже мысленно произносить никогда не решалась) и сплетали их в замысловатые длинные конструкции — образные, выразительные и совершенно неприличные.

— Какой кладезь для писателя их разговоры, — сказала мне Роза. — И как жаль, что у меня нет карандаша и бумаги, чтобы записывать их.

Пойманному в Биркенау с письменными принадлежностями автоматически выносится смертный приговор, без исключений.

Прачек не интересовали все эти великаны-людоеды, принцессы, сокровища, магия.

Они любили слухи и сплетни в основном о наших лагерных надзирательницах, причем чем грязнее, чем скандальнее сплетня, там интереснее. Их приходилось выслушивать и нам с Розой, поэтому очень скоро мы узнали, кто в кого влюблен, кто с кем дружит и кто кого ненавидит. Были в курсе, кто из надзирательниц вскоре получит повышение, какая надзирательница беременна и от кого. Мне это все казалось ужасным. Но однажды в разговорах всплыло имя Марты.

И это стало интересным.

— Ты имеешь в виду Марту из швейной мастерской? — спросила я. — С таким острым носом, что об него можно ногти обтачивать?

Главная среди нас сплетница, чахлая девица, которую я про себя называла Землеройкой, сердито стрельнула в мою сторону глазами — не встревай, мол. В ответ я пристально, не мигая посмотрела на нее. Такой уверенный, с оттенком презрения взгляд я освоила здесь, в моечном цеху, а за образец взяла манеру, которую подсмотрела у Марты. Человеком Землеройка была неприятным — скользкая, пронырливая и злобная. Она несомненно заслуживала хорошей трепки, только мне казалось, что, если я попытаюсь ударить ее, моя рука соскользнет.

— Может, и ее, — ответила Землеройка. — А тебе-то что?

— Я работала у нее, поэтому и интересуюсь. Я была лучшим модельером Марты.

— Ты не похожа на модельера.

— Да? Странно. На мне же лучшее мое платье, и прическу я только что в парикмахерском салоне сделала, и ем до отвала три… нет, четыре раза в день.

Несмотря на то что сама Землеройка выглядела точно так же, как я, она невольно хихикнула, взглянув на мою полосатую робу и покрытую короткой щетиной голову.

— Да, я слышала, что ты шила платья для Мадам Г. А потом тебя избили…

— Марта выставила нас из своей мастерской совершенно ни за что, потому мы здесь и оказались.

— Все правильно. Так Марта и должна была сделать, коль скоро она главная шишка в пошивочном цеху, — фыркнула Землеройка.

— Все правильно сделала? — задохнулась я от негодования. — Она использует всех для того, чтобы самой пробиваться вперед. Заставляет работать, а потом приписывает удачи других себе. Заботится только о себе!

— Да? Расскажи это ее сестре.

— Какой еще сестре?

Землеройка радостно улыбнулась и с удовольствием начала пересказывать неизвестную мне до сих пор сплетню про Марту.

— У нее есть сестра, Лила. Она на пару лет старше Марты. Учительница. Замужем, двое детей, совсем маленьких, и еще третий в животе, на подходе. Говорят, что Лила попала в список тех, кого должны были отправить в трудовой исправительный лагерь, а все мы знаем, что это значит.

— Либо будешь вкалывать, пока не сдохнешь, либо сразу получишь билет в один конец на небо, ха-ха-ха! — пояснила Гиена и залилась своим лающим смехом.

— Верно, — кивнула Землеройка. — Марта тогда и говорит Лиле: «Ты своих детей оставить не можешь, я вместо тебя пойду в лагерь». А работала Марта тогда в каком-то хорошем модном ателье, так я слышала. Марта приехала сюда и сумела подняться до главной шишки в здешней швейной мастерской — кто же станет осуждать ее за это? Молодец, что тут еще скажешь! А вся эта история — чистая правда, мне ее рассказала двоюродная сестра, которая знает одну девушку, что работает у миссис Смит в универмаге, так что это, можно сказать, сведения почти из первых уст. Каждому слову можно верить.

Марта добровольно заняла место своей сестры? Пожертвовала своей карьерой и даже свободой в обмен на сомнительное удовольствие оказаться в Биркенау? Что ж, это заставляло меня теперь совсем по-новому подходить к вопросу: «А как поступила бы Марта?»

Над этой историей я размышляла долго, целую вечность. Люди не состоят из одной характеристики, как чистый шелк или шерсть. Люди сотканы из самых разных нитей, которые сплетаются в сложные узоры — и клетчатые, и абстрактные.

Я не могла понять, каким образом такая акула, как Марта, могла на самом деле оказаться самоотверженной и жертвенной. Или почему Карла так легко могла переключиться с почти дружеских отношений на дикую жестокость.

— До сих пор не могу понять, почему Карла так со мной поступила, — пожаловалась я позднее Розе, вытащив из потайного кармашка красную ленту и заставляя ее скользить по моим, все еще не желающим слушаться пальцам.

— Карла, конечно, заколдована, а заклятие на нее наложил очень могущественный волшебник, который живет в своем похожем на гнездо орла логове далеко-далеко отсюда…

И началась новая история.

А если искать причины поведения Карлы не в сказке, а в реальной жизни? В принципе причин тому могло быть множество, причем самых разных. Например, Карла поступила так потому, что устала. Или из-за жестокости своего характера. Из-за ревности. Или просто потому, что ей позволено так поступать. Впрочем, ни одно из этих объяснений (ни вместе, ни по отдельности) не оправдывают ее.