Виктор Блытов - Служил Советскому Союзу!

– Одиннадцатый, я второй – вышел на связь Верстовский, через пять кабельтовых выполняю нашу задумку и жду вас.

– Второй понял вас, действуйте по плану. Ни пуха ни пера! – ответил адмирал Сатулайнен.

– К черту – еле слышно не по связи, а про себя ответил Верстовский.

– Не слышу ответа – продолжал настаивать адмирал.

– К черту – заорал во весь голос Верстовский.

– Ну, вот теперь Верстовский, если не выполнишь задание, то я тебе в базе припомню, что ты адмирала к черту послал. И берег ты будешь видеть только в визиры. Понял? – усмехнулся адмирал.

– Понял, а я и так не злоупотребляю, товарищ адмирал! – ответил командир.

В назначенное время, в точке, обозначенной командиром ‘Адмирал Щастный’ сбросил ход и замер, в ожидании дичи.

Адмирал Сатулайнен на своем флагмане ‘Бресте’, склонившись над картой и еще раз проверяя расчеты Верстовского.

За его плечом склонился над картой командир ‘Бреста’ капитан 1 ранга Жженов, затянулся папиросой и хмыкнув отошел в сторону, придерживаясь рукой за приборы.

В доме 23 по улице Усатого в поселке Тихоокеанском шла женская пьянка, на квартире у жены капитана 2 ранга Верстовского. Возглавляла пьянку и была хозяйкой дома, а по совместительству и застолья, тридцатилетняя русоволосая русская красавица Марина. У нее собрались женщины их круга общения Грета Хейковна Сатулайнен – жена командира бригады и контр-адмирала, жена командира атомного ракетного крейсера ‘Адмирал Грейг’ Оксана Павловна Оноприенко, жена командира ‘Бреста’ Анастасия Сидоровна Жженова и жена пропагандиста с ‘Бреста’ Лали Намгаладзе. Все это был женщины, уважаемые в поселке и многие жены лейтенантов, старших лейтенантов тянулись к ним со своими проблемами. Практически у всех было по двое детей, кроме самой молодой Лали. Все дети были отправлены в другую комнату, где наслаждались отсутствием родительского контроля и стояли на головах, прыгали на диванах и кроватях, роняли периодически стулья и многочисленные игрушки. Но собравшиеся женщины не обращали на это никакого внимания. Дело по которому они собрались не требовали отлагательства и было весьма важным.

– Пусть побесятся вволю – сказала жена адмирала Сатулайнена, слегка полноватая блондинка с высокой прической Грета Хейковна – а то дома вы им наверно этого не позволяете. А здесь немного пусть будет праздник. Да и мы попразднуем сколько можно.

Грета Хейковна была старше всех, присутствовавших на ‘пьянке’ женщин, и говорила со всеми, как бы немного свысока. Должность жены адмирала, обязывала не только показывать всем пример во всем, но и оказывать максимальное моральное содействие женщинам с их проблемами, пока мужья были в море. Все знали, что она очень простая во взаимоотношениях, коммуникабельная и если у кого, что случалось, когда мужья были в море, то ничуть не задумываясь, шли со своими бедами к ней. А она уже решала все вопросы, с командованием эскадры или флотилии, различными политотделами и прочими органами, которые хорошо знали ее непростой нрав. Все знали, что за своих женщин, подчиненных адмирала Сатулайнена, она стоит горой, как самый близкий родственник, как и знали, что если что-то не решить, то дело придется иметь с самим непростым и иногда весьма крутым адмиралом Сатулайненом. Сатулайнен никогда не кричал, никогда не матерился и не оскорблял собеседников и сослуживцев, но умел находить такие слова и аргументы, что сразу решались любые вопросы. У нее у Сатулайненов в доме, одной из немногих женщин, стоял городской телефон, который был положен адмиралу Сатулайнену по штату и многие женщины приходили к Грете звонить домой в Большую Россию, как любили говорить здесь. И она никому не отказывала, даже если приходили к ней ночью. И сидела вместе с пришедшими, обсуждала их проблемы.

Большинство женщин в Тихоокеанском не работали, негде было. Предприятий не было никаких, на работу учителем или воспитателем детского сада огромнейшая очередь. Многие ленинградки и москвички поехали за мужьями, как в ссылку на дальний восток, лишаясь по тем нормам и правилам последующей прописке в своих городах и теряя право на квартиры своих родителей и родственников. Ибо выписка из этих городов автоматически влекла потерю права вернуться назад. Не все жены соглашались ехать на дальний восток при таких условиях, как в ссылку, но другого способа быть вместе со своими любимыми, просто не было. Правда, понятия быть на флоте с мужем, как такового, не существовало. Офицеры и мичмана были в основном в морях, а когда корабли стояли в базе не факт, что они имели право сойти на берег. То ветер задует и сход с кораблей был не разрешен, то не сходящая, а обеспечивающая смена на кораблях. Так и жили мужчины своим коллективом на кораблях, а женщины своим, в своих домах и квартирах, вместе с детьми. Детских садиков было мало и на всех не хватало, а корабельные офицеры – плавсостав эскадры, обеспечивались в последнюю очередь, так как береговики флотилии, пользуясь близостью к командованию, решали, прежде всего, свои личные вопросы.

На столе стояла бутылка хорошего сладкого ликера ‘Вана Таллинн’, привезенного из последнего отпуска Мариной с мужем.

– Давайте девочки по рюмочке за наших мужей и за наше женское счастье – предложила Марина, присутствующим женщинам, разливая дефицитный ликер в маленькие рюмочки.

Стол был накрыт разнообразными деликатесами, расстаралась Марина приготовить и мясо и рыбу и бутерброды с икрой.

– Нет, Маринушка, надо разделять мужей и наше женское счастье – предложила маленькая и черноволосая грузинка Лали Намгаладзе, чем муж служил пропагандистом на ‘Бресте’ – не всегда наше женское счастье совпадает с желаниями наших мужей.

– Лали, ты не права – мягко перебила грузинку Грета, подняв верх свои голубые, слега выцветшие глаза – вот мое счастье только и начинается, когда мой Саша приходит домой. Я думаю, что для любой жены морского офицера, так и должно быть. Хотя выпить за женское счастье я согласна. Только мы знаем, но никому никогда не расскажем, сколько женских слез пролито в подушки, сколько бессонных ночей прожито на краю земли – за нас за женщин и наше небольшое женское счастье.

Дружно встретились рюмки на столом, раздался звон хрусталя и женщины приложившись немного к рюмкам, поставили их на стол.

– А я уезжаю домой – внезапно поразила всех фразой Марина Верстовская, выпил почти полностью свою рюмку – все надоело! Беру Борьку и домой за Урал, в Питер к маме. Пойду поработать в консерваторию – приглашают уже третий год. А здесь что жизнь? Надоело ни работы, ничего, кроме ожидания и проклятой Хоккайды, на которой помешались наши мужики и твердят с утра до вечера.