Мария Якунина - Восьмерка

Кажется, это была первая мысль, которая заставила меня остановиться. Раз у нас есть выбор – в какой семье Появиться, значит, мы имеем право и отказаться от этого Появления вообще. Не знаю, откуда мы тут взялись. Но пусть меня вернут обратно.

Я кинулась к своим конспектам, хотя не могла припомнить, чтобы нам что-то об этом говорили на занятиях. Ну и пусть. Мне все равно. Не имеют они права меня заставлять. И я решительно двинулась к двери.

Не успела затормозить, совсем как тогда, у озера, только в этот раз споткнулась, перелетела через Олега и грохнулась прямо у порога своей капсулы.

– Пусти! – я вырывалась, – не нужно меня трогать. Отстань со своей философией. Я не хочу ничего этого. Я не собираюсь Появляться, понятно вам?!

Я брыкалась изо всех сил, но с Олегом мне было не справиться, и в конце концов он все-таки усадил меня на порог капсулы и крепко держал, пока я не перестала вырываться.

Вот что он рассказал.

Мы договорились встретиться вечером после ночной прогулки к озеру. Когда я не пришла ни в этот, ни в следующий вечер, Олег отправился искать меня в Управление. Он не знал, у кого спросить, где моя капсула, а потом вспомнил про Смотрителя. И тот рассказал ему про Риту.

– Самое главное, Восьмерка (это Смотритель знает наверняка), от Риты не отказались. Да, она исчезла из капсулы для Появившихся гораздо раньше времени. Но они не отказались от нее, понимаешь? Смотритель не может точно сказать, что произошло, но он говорит, что такое бывает – иногда дети Рождаются раньше установленной даты. И здесь мы не можем знать, что с ними произошло, но раз от Риты не отказались – шанс есть. Ты слышишь меня, Восьмерка?

Я слышала и не слышала. И не могла поверить. И я была так счастлива, что родители оказались не предателями. И не злодеями. Это было такое облегчение, что я от радости крепко обняла Олега.

– Задушишь, – улыбнулся он. – Вот теперь я тебя узнаю.

Олег немного помолчал и снова заговорил тихо и серьезно.

– Вот еще что, Восьмерка. Обычно узнать, что произошло с теми, кто Родился раньше времени, нельзя. Но мы-то кое-что можем сделать…

Экранчик! Я вскочила и ринулась в капсулу. Ну конечно! Теперь понятно, почему он молчал все это время. Но теперь-то, возможно, я уже могу посмотреть на родителей, а значит, и узнать, что случилось с Ритой!

Олег зашел за мной в капсулу и дотронулся до плеча:

– Подожди, Восьмерка. Ты ведь понимаешь, что могло всякое случиться? Я уверен, что все будет хорошо. Но все-таки… И экран может пока еще ничего не показать.

Я раздраженно отмахнулась – как я могу ждать, когда речь идет о Ритке? Но когда кнопка «Родители» засверкала одобрительным голубым светом, и экранчик на секунду замер, как всегда бывало перед сеансом показа, мне снова стало отчаянно страшно.

Это был не дом родителей и бабушки. В таком здании я маму никогда не видела. Да и саму ее узнала не сразу. Она стала совсем тоненькой, а глаза – большие-пребольшие.

Мама стояла в своем красивом голубом халате около какой-то стеклянной штуки, быстро-быстро перебирала пальцами волосы, заплетенные в косу, и напряженно всматривалась. А там, за стеклянной перегородкой, ворочалось что-то непонятное, опутанное длинными трубочками. Мама долго смотрела через стекло на это крошечное существо, а я через экран – на маму.

Пока не поняла.

Вечером ко мне в капсулу заглянул Смотритель. Как и Старшая по выбору, он с любопытством оглядывался по сторонам.

Оказывается, он не бывал в капсулах с того момента, как сам выбирал родителей. Все капсулы были почти одинаковые, только у него стол и кровать были расположены немного по-другому и покрывало другого цвета. Я удивилась:

– Разве после Появления мы не забываем все, что с нами происходило?

– Когда-то же человек должен вспомнить всю свою историю целиком.

Мне хотелось расспросить о том, как он выбирал родителей, как Появлялся и Рождался, но сейчас самое главное – это Ритка.

Пока единственное, что я знала – что-то пошло не так, и Рита Родилась раньше времени. Она была живая – красненькая, сморщенная, совсем не похожая на ту Ритку, которую я привыкла видеть в капсуле. Но главное – живая. Такая маленькая, что, наверное, даже крошечные бабушкины кеды и варежки падали бы с нее. Но этими маленькими ручками и ножками она барахтала так отчаянно, как будто хотела выбраться из стеклянной комнатки и поскакать по дорожкам, как прежняя Ритка…

Экран несколько раз за день разрешал мне посмотреть на маму, и каждый раз я заставала ее на одном и том же месте – стоящей около перегородки и молча смотрящей в одну точку. Иногда она вздрагивала и оглядывалась по сторонам, как будто забывала, где находится. Однажды появилась женщина в белом халате, что-то долго и настойчиво говорила о необходимости поберечь себя, поесть, восстановиться и силой увела маму. А мама все шла по коридору и оглядывалась на Риту.

Каждый раз я надеялась увидеть папу, чтобы он как-то утешил маму, которую я никогда не видела такой грустной. Но она все время была одна.

Нужно ждать. Так объяснил мне Смотритель. Уже то, что Рита жива, Родившись так рано, – чудо. Надо подождать, пока она немножко вырастет и окрепнет. А для этого ей придется пожить какое-то время в стеклянной комнате.

Снова ждать… Мне начинало казаться, что не только здесь мы все ждем и ждем – Появления, Рождения. В мире родителей то же самое.

Наверное, Смотритель хотел меня отвлечь и заговорил об Олеге. Сказал, между прочим, что он очень хороший парень. И, оказывается, целых два дня сидел у моей капсулы, когда я не открывала дверь.

Странно выходит – те, кто вначале меня раздражает, потом оказываются такими близкими. Сначала Рита, а теперь вот Олег. Все мысли были о Рите, но все-таки стало приятно, когда Смотритель похвалил моего нового друга. Как будто обо мне сказали что-то хорошее.

Я хотела рассказать Смотрителю о чудесном озере и спросить, бывал ли он там, но почувствовала, что это только наша с Олегом тайна. Вместо этого я спросила про сестру, которую он когда-то хотел ночью унести из дома. Тогда Смотритель сказал, что она потом спасла ему жизнь. Что значит «спасти жизнь»? И могу ли я как-то спасти жизнь Ритке?

В это раз сеточка вокруг глаз не появилась. Вместо нее одна глубокая полоска пролегла через широкий лоб Смотрителя. Он заговорил медленно, с трудом подбирая слова.

– Знаешь, Восьмерка, иногда человек может погибнуть в прямом смысле. А иногда душа его умирает. И это гораздо страшнее. Если твоя душа мертва, тебя никто не заботит, ты готов причинить страшную боль любому человеку ради своей выгоды. Ничто в жизни больше не радует. Даже от собственного ребенка ты способен отказаться и заботишься только о том…