Мауро Корона - Двадцать веселых рассказов и один грустный

За дело он взялся серьёзно: поначалу учился дома, потом стал ездить в долину, на родину клинков, бесстрастно пилотируя свой скутер, невзирая на дождь и всё прочее, что падало сверху, даже на камень, свалившийся однажды со скалы и сломавший ему мизинец.

– Он и без того был невелик, так что беспокоиться не о чем, – решил Джиджи.

Занимался он усердно и успешно, и вот наступил день экзамена. Сперва была теория, которую ему с некоторым усилием всё-таки удалось победить, потом вождение.

В день экзамена по вождению он явился в офис пораньше и был первым. Клерк вежливо попросил его посидеть в стоящей во дворе машине и подождать прибытия экзаменатора. Луиджи Канто повиновался: вышел на улицу и сел за руль. Он был несколько напряжён, но благодаря нескольким бокалам белого настроен решительно.

Вскоре появился господин в костюме и при галстуке, примерно тех же лет, что и Джиджи.

– Добрый день, – произнёс он, открыв дверь и усевшись на пассажирское сиденье.

– Здравствуйте, – ответил Канто.

– Поедемте? – спросил новоприбывший.

– Поедемте, – согласился Канто, заводя мотор. – Куда едем?

– Да мне все равно, смотрите сами.

И они поехали. Канто покружил немного по городу, стараясь максимально точно выполнять манёвры. Он останавливался у стоп-линии, пользовался поворотниками, уступал дорогу, при необходимости жал на клаксон – в общем, делал всё, что мог, лишь бы экзаменатор, сурово молчавший с ним рядом, убедился, что ученик дело знает. Так они кружили добрых десять минут, пока пассажир не тронул Канто за рукав и не произнёс:

– Простите, господин экзаменатор, но у Вас уже есть права, а у меня ещё нет, так что пустите меня за руль, мне нужно сдать экзамен.

Канто вздрогнул и припарковался прямо в клумбу.

– Позвольте, – пробормотал он, – Вы экзаменатор или кто?

– Нет, что Вы, я ученик. Я думал, Вы экзаменатор.

– Я тоже ученик и думал, что Вы экзаменатор.

Оказывается, клерк предложил второму соискателю, прибывшему в офис, то же, что и Канто. Он даже произнёс совершенно такую же фразу:

– Выходите на улицу, садитесь в машину и ждите.

Так небольшое недоразумение чуть не вылилось в нечто более серьёзное, поскольку оба, разумеется, были далеко не Шумахерами.

Некоторое время спустя Луиджи Канто всё-таки получил права, купил «пятисотый» фиат и вернулся к прежней жизни. Однако если в далёкий теперь день экзамена всё закончилось хорошо, то после дела не всегда шли гладко. В конце концов, в соответствии с законами, касающимися вождения в состоянии алкогольного опьянения, водительское удостоверение Канто вернулось туда, откуда появилось, – но не раньше, чем Джиджи пополнил нашу коллекцию рядом весёлых и трагикомичных эпизодов, случившихся из-за привычки пить за рулём.

Однажды он сел в машину и отправился в Пьянкавалло кататься на лыжах, но был несколько нетрезв и даже не заметил, что привязал лыжи поперёк багажника. Ну и поехал. И на первом же сужении дороги, в Монтебоско, оставил на асфальте и лыжи, и багажник, однако даже не остановился.

В другой раз он врезался в стадо овец, и к нему на колени, пробив переднее стекло, влетел до смерти перепуганный ягнёнок.

Как-то, собравшись купить цветы на могилу покойной матери, он не смог своевременно затормозить и въехал на машине в теплицу, уничтожив множество растений. Хозяйка, понятно, вызвала карабинеров. Канто пытался оправдаться тем, что его ослепил встречный автомобиль, но служители закона заметили, что в 11 утра ослепить кого-либо невозможно (в то время днём ещё не нужно было включать фары).

Был случай, когда он опорожнил трёхлитровую бутыль красного прямо на заднем сиденье автомобиля и выбрался из машины на четвереньках. Зато невредимым и пропитавшимся вином – как внутри, так и снаружи.

Приключений Луиджи Канто и его четырёхколёсного друга было так много, что они могли бы составить целый том. Но одно стоит особняком: однажды он собирался к мессе, но не нашёл места для парковки и въехал на своём «пятисотом» прямо в церковь через широко распахнутые по случаю шествия на праздник Успения Богородицы двери. Там его и повязали.

Джиджи больше не водит машину, не пьёт и не катается на лыжах: чем почтеннее возраст, тем больше у организма ограничений. О нём вообще мало что слышно, как будто сама жизнь хочет укрыть его от воспоминаний о прошлых геройствах. Теперь он только изредка читает какую-нибудь газету, поглядывает из окна на проезжающие автомобили и любуется закатами.

Один мой друг работал водителем грузовика. Сейчас его уже с нами нет, как и многих других: мозаика друзей рассыпается слишком быстро. Впрочем, перечислять утраты было бы слишком грустно, да и какой смысл инвентаризировать отсутствующее – пустоты уже слишком многочисленны.

А когда-то место одной из этих пустот занимал Венанцио Лима, человек крупный во всех измерениях и добрый – той самой щедрой добротой, что так часто граничит с абсурдом.

Эти рассказы были задуманы как весёлые, хотя, возможно, ничего весёлого в них нет. Я лишь вспоминаю простых людей, никогда не купавшихся в лучах славы и тихо сошедших в мир иной. Таких, как Венанцио Лима, которого друзья называли Вена.

Работал он, как уже было сказано, водителем грузовика, жил одиноко, но денег имел в достатке и с удовольствием выпивал, когда не нужно было за руль. Несмотря на холостяцкое житьё, мозг ему выносили регулярно, поскольку было у него несколько сестёр – три, если быть совсем точным: две замужние, одна нет. Замужние надоедали реже – может, потому что браки их оказались счастливыми, но уж эта последняя, девица, с лихвой отрабатывала за всех троих!

Венанцио жил согласно ритму светового дня, как солнце, что встаёт с утра и садится вечером. Кончив работу, он заходил в остерию, где играл в карты и, если получалось, в морру. Говорил мало, больше слушал – редко встретишь тех, кто действительно умеет слушать, а он был в этом искусстве исключительным мастером. Если не находилось партнёров для игры в карты, он ограничивался тем, что наблюдал за играющими – молча, не раскрывая рта. Его отличительной чертой, как я уже говорил, была щедрость – добродетель по нынешним временам редкая, практически исчезающая, – и если он обнаруживал, что у какой-нибудь бедолага остался без гроша в кармане, обязательно давал ему несколько купюр. Давал просто так, не в долг. И ничего не просил взамен: не было в нём ростовщической жилки.

– Деньги даются, а не отдаются, – говорил он. И добавлял: – Это жена пусть отдаётся, не деньги.

Может, потому-то жены у него и не было. Хотя, зная его, Венанцио, конечно, и её бы отдал. Будучи щедрым по натуре, он тратил крупные суммы, раздавая деньги людям, которые в ответ даже ни разу не соизволили произнести слова благодарности. Но он не держал зла. При встрече те старались незаметно проскользнуть мимо, он же тепло приветствовал их, а если замечал в остерии, обязательно ставил выпивку. Дом его был похож на морской порт: люди приходили и уходили в любое время дня и ночи. Будучи в настроении, он готовил огромные кастрюли спагетти даже ради единственного гостя: минимум полкило, а то и больше – как раз его размерчик. Сколько раз я ужинал, а потом и ночевал у него, если, как обычно, не держался на ногах и не мог вернуться в деревню! Венанцио любил меня, поэтому, стоило оказаться на мели, то и дело совал несколько лир мне в карман или оставлял их на барной стойке – суммы не слишком большие, но крайне нужные. Этой-то щедростью без задней мысли сестры его и попрекали, особенно незамужняя.