Джой Уильямс - Подменыш [litres]

Но это была неправда. Он любил старуху.

Бабка Сэма никогда не внушала Перл особой симпатии, но Сэм, конечно же, видел ее другими глазами. Старухе не нравилась Перл, и Перл ее за это не винила. За семь лет они ни разу не разговаривали друг с другом, и Перл это более чем устраивало, но ей хотелось бы, чтобы старуха держалась чуть менее вызывающе.

Иногда, видя их вдвоем через открытую дверь, Перл хотела ворваться и забрать ребенка, подальше от ее слов, от ее лица, казавшегося Перл таким ужасным. Но она не чувствовала себя вправе. Дело было в том, что эта старуха растила Сэма, в отличие от Перл. Старуха лучше заботилась о Сэме, чем Перл, всегда. Она научила его рассказывать сказки, а также слушать, когда ему рассказывают. Она ему рассказывала удивительные вещи. Что хорошего могла бы сказать ему Перл, если бы сама растила сына? Если ты напился и пытаешься при этом есть, старайся видеть себя в зеркале? Это было безнадежно. В саду росли высокие розы, и Перл подозревала, что они ее недолюбливают. Один раз она прониклась уверенностью, что занавеску, колыхавшуюся у окна, послали убить ее. Сплошной депресняк, этот ее колеблющийся мир. Что бы она могла сказать ребенку? Какую надежду дать? Иногда она просыпалась ночью и видела пятьдесят птиц, мертвых, но застывших в живых позах, разбросанных по ее постели. Они поднимались со стоном и пропадали. Она потела. Она дрожала. Глаза ей застилали разные создания – скачущие, роющие, летящие, гнездящиеся. А любовь казалась ей королевством, из которого ее изгнали. Все эти вещи появлялись, словно струпья на ее душе, корка, закрывавшая ее душу от света. Как бы она могла рассказать это Сэму? Он был ее страхом.

Он был ее страхом потому, что любил старуху. То, как она виделась Перл, был сплошной ужас. Сэму она виделась совсем иначе. Как бы они могли поладить? Для Перл она была существом столь первородным, принадлежащим миру столь мало сознаваемому, что лучше было ее не замечать. Другие так и делали. Они, насколько она понимала, забыли о ее существовании. Они больше верили в Эмму. Сэм заботился о нуждах своей бабки, а других она не беспокоила. Она вела полуживотную жизнь у себя в комнате, но ведь и получеловеческую, не лишенную достоинства грозной матроны, с лицом, напоминавшим, в силу возраста и убеждений, ударное оружие. Иногда она улыбалась Перл из-за этого лица, и Перл беспомощно улыбалась в ответ с болезненным чувством, что она имеет дело с Богом.

Не с немощным, романтическим богом ее матери, а с истинным Богом. Богом вида варварского и богопротивного, чей разум не льстил человеческому сознанию.

В таких случаях Перл клялась напиться или не пить вовсе. Она шла в свою комнату и чистила зубы. Шла в библиотеку и играла в «Намеки» с Трипом и Питером.

«Мисс Скарлет сделала это в ванной с помощью веревки», – говорила она зловещим голосом, двигая по игровому полю кусочек тонкой веревки своим взрослым пальцем с обгрызенным ногтем.

Она вырезала жвачку из волос Джейн. Она пыталась поесть хлеба. Она прохаживалась вдоль берега. Она подходила к Сэму и целовала его. Она клала свою руку поверх его, на родимое пятно, которое росло на его руке. Оно возникло в форме полумесяца, но теперь больше напоминало два круга, постепенно сближающихся, готовых пересечься, наложиться друг на друга, словно солнце и луна при затмении.

Когда он был младенцем, она пыталась оттереть его.

Когда он был младенцем, она не знала, что с ним делать. Он был таким грубым и молчаливым, таким беспомощным в ее мире. И однако его глаза были такими суровыми и чудесными. А его тельце таким сильным. Глядя на него, она испытывала благоговение и возмущение. И тогда она радовалась, что рядом с ним бабушка. Не было ничего неуместного в чувстве благодарности. Старуха приходила к ней в комнату и помогала ей заботиться о Сэме. Она отводила его волосы и говорила ему в лицо. Она рассказывала ему сказки.

Перл сказок не знала. Все, что она слышала в своей жизни, ежедневно и еженощно, это сказки из жизни других людей.

Однажды мир подошел к концу, и там стояла доска объявлений…

Однажды единственным способом не упасть в небо было ухватиться за корни деревьев…

Однажды жил-был ребенок, который захотел убежать, но бабушка не пускала его.

– Я решился, – сказал ребенок.

– Если ты убежишь, то и я с тобой, – сказала бабушка, – ты же мой внучек.

– Я стану птичкой и улечу, – сказал ребенок.

– Если ты станешь птичкой, тебе надо будет отдыхать от полета, – сказала бабушка, – а я стану деревом, на которое ты присядешь.

– Если ты станешь деревом, я стану листочком и оторвусь от тебя, – сказал ребенок.

– Если ты станешь листочком и оторвешься, я стану землей и подхвачу тебя, – сказала бабушка.

– Если ты станешь землей, я стану пустым местом, – сказал ребенок, – и ты не сможешь найти меня.

– Если ты станешь пустым местом, – сказала бабушка, – тогда я стану твоим заместителем и буду всегда рядом.

Однажды…

Перл приснился сон, в котором мужчина трахал ее с такой силой, что пробил насквозь и вонзился в скалу под ней, и скала испытала оргазм. Однажды…

Перл была маленькой девочкой и ходила в школу. Каждый день у школы ждал старик, который мог пердеть по желанию и в любом тембре. Он мог подражать голосам самых разных животных. Дети его любили…

Однажды… Перл отправилась во Флориду с отцом и матерью, в те дни, когда все еще были живы. Они ехали по задворкам Тампы и увидели, как в небе летит человек. Он перелетел из маленького сада на пустое поле по другую сторону дороги. Отец Перл чуть не попал в аварию. Им было совсем не по себе. Они узнали, что летающий человек был из семьи Заккини, цирковой семьи, изобретшей номер с человеком-ядром. Семья Заккини как раз там жила, на окраине Тампы. Они тренировались. Отец Перл пожаловался мэру. Перл в тот вечер отравилась форелью в отеле.

Бессмысленные опасности жизни. Мир, скры-тый под будничным миром, такой же: болезненный и скучный, дикий и игривый, радужный и кошмарный, милостивый и вдохновенный.

Ребенком Перл воображала, что в ногах ее кровати было ночное животное. Там горел белый ночник в форме танцовщицы. Перл никогда не чувствовала, что ночное животное охраняет ее или, напротив, внушает опасность. Оно просто было там, темное и смутно-недоверчивое к Перл, девочке в кровати. Когда она подросла и перестала видеть его, она все равно знала, что оно там, недоверчивое и непознаваемое, наблюдает за ней из своей невидимости, как паук из щели.

Неведомое принимает обличье Бога. Неведомое принимает обличье, дающее ему силу.

В уме Перл старуха была сильнейшей и самой грозной вещью в мире.

Однако когда ее видел Сэм, он видел свою бабушку, которую любил.