Дмитрий Стахов - Крысиный король

— Мы?

— Я и он, — я кивнул на Потехина. — Крысы-волки только у меня.

— У вас хороший бизнес. И бойкий секретарь. Нона, Нона Дерябина, моя сотрудница, сказала — он многое успел за короткое время. Ее сестра очень довольна. Что вы скривились? Бросьте! Мы взрослые люди! Муж Ноны так страшно погиб. Страшно! Он был выдающимся человеком. Руководил благотворительным фондом. Мы сделаем о нем программу, обязательно сделаем, пригласим вас, расскажете о своем методе, как ваш метод помогает людям. Бесплатная реклама. Кто вам завязывал галстук? Сами? Миша говорил, что у мужчины должна быть ширинка на пуговицах, и он не должен уметь завязывать галстук.

— Ширинка на молнии удобнее.

— Миша говорил, что для этого должны найтись женские пальчики. Как и для галстука. Но галстук он тем не менее завязывал идеально. Знал какую-то тьму узлов. Он вас очень любил. Страдал, что вы отказываетесь с ним общаться. Что бросаете трубку. Что вернули подарок, который он прислал вам на свадьбу. Поразительно! Как вы думаете — почему?

— Почему любил?

— Да, да-да! Почему?

— Я иногда возбуждаю в людях сильные чувства.

Она достала из сумочки маленький сверток и визитную карточку.

— Вы мне позвоните, у меня вокруг крыс — просто ужас. А тут кое-что, что Миша просил вам передать. Больше вам ничего не достанется.

— Я ни на что не претендую.

— Все так говорят. А потом… Вот черт, он все-таки приехал!

Во двор больницы вошел высокий человек в идеально сидевшем костюме. Его седые, почти белые волосы были причесаны волосок к волоску, почти белые, большие глаза, впалые щеки, высокие скулы. Он оглядывался по сторонам, кого-то искал.

— Кто это? — спросил я.

— Один из последних руководителей Штази. Вальтер Каффер. Ваш двоюродный брат. Мы сделали о нем программу. Про вас там не будет. Будет про то, что его дядя, Карл, имел детей в Союзе, но без имен и фотографий. Ведь Карл ваш отец? Да? До романа с вашей матерью Карл успел родить еще одного мальчика, в сорок шестом. Сам ариец, а все дети с прожидью. Его тянуло к евреям. Искупал грехи родственников.

— Откуда… Откуда вы…

— Миша рассказал. Он же был связным по разным грязным делишкам между КГБ и Штази. Там великий сюжет. Шекспир. Ваш отец Карл — диверсант от Коминтерна, ваш дядя — Иоганн, младший брат Карла, эсэсовец, военный преступник, вот этот Вальтер — его сын. Был репортаж на нашем канале. Другие тоже отметились. На следующей неделе — большое интервью. В записи. Я вас с ним познакомлю.

Я не мог оторвать взгляда от Каффера. Он разговаривал с распорядителем. Сдержанно улыбался. Увидел разлучницу. Поднял для приветствия руку.

— Там в свертке — часы, «Леонтий Шихман. Царицын нВ». На крышке, с внутренней стороны — даты. Миша говорил — вы поймете — что за даты. Не поймете — спросите у вашей матери. Как она, кстати?

— Спасибо, неплохо.

— Передавайте привет!

В семидесятые годы я прочитала о том, будто Арно Брекер помогал Пикассо с документами для евреев. Точнее — пользуясь своим влиянием, оформлял нужные документы по представленному Пикассо списку. Правда, не только для евреев. Для деятелей Сопротивления тоже.

Пикассо к тому времени уже умер. Никто, как помнится, Брекеру не возражал — помогал так помогал, тем более что в Париже, кроме Брекера, практически не было больше никого, кто бы мог безнаказанно провернуть такое дело. Главное — в подобных масштабах.

Поэтому получалось, что Брекер документы сделал и для меня, и благодаря ему меня отпустили из Дранси. Не отвезли, скажем, в Освенцим. И я должна быть ему благодарна до гробовой доски. Какие-то выжившие евреи, которых, как и меня, не отправили на смерть, даже опубликовали прочувствованные письма своему спасителю. Отпущенных было очень мало. Единицы. Я в их числе.

Мне предлагали написать свое письмо во славу Брекера или присоединиться к какому-нибудь из уже написанных. Я отказалась. Предлагавшая, ширококостная, страдающая одышкой женщина, сказала, что я неблагодарная. С этим я согласилась. Благодарности от меня не дождешься. К тому же все эти знаменитости, скульпторы, художники, писатели, поэты, сами разберутся со своими заслугами, мнимыми или явными, со своими подлостями, явными или мнимыми. Если бы это было письмо в защиту какого-нибудь французского полицейского, который сам, по собственной инициативе, давал евреям возможность скрыться, но был потом арестован просто как участвовавший в коллективном преступлении, я бы и сама написала и подписала бы чужое письмо. В его защиту.

Но мне такие полицейские неизвестны. По мне — таких и не было. Все они были гадкими подонками. Уничтожение евреев или, что стократно хуже, участие в уничтожении, им в вину не ставилось. Подумаешь! Какие-то ландау да биренбоймы! Они снова расплодятся, как крысы, с которыми безуспешно воюет мой московский племянник. Он говорит, что гарантирует успех. Гарантировать можно все что угодно. Только в случае с крысами гарантии бесполезны. Они всю мою долгую жизнь снуют вокруг. Я их хорошо изучила.

Все же нельзя не признать, что французская полиция, одной из задач которой была доставка евреев в Дранси для последующей депортации в лагеря смерти, работала надежно. Кто попадал в ее лапы, вырваться уже не мог. Разве что за большую взятку, но полиция взяток в святом вопросе окончательного решения обычно не брала. Они боялись. Над ними стояли такие люди, как Бруннер. Лучший и надежнейший сотрудник Эйхмана. Мне очень повезло, что я оказалась в Дранси до того, как он стал там комендантом. Думаю, он бы выполнил просьбу Ганси, но написал бы рапорт. По сути дела — донос. Во всяком случае, непосредственному начальнику сообщил бы обязательно. Они бы это использовали против Ганси. Они друг друга жрали. Поразительные подонки. И меня, отпущенную, нашли бы и вернули. У Бруннера были железные челюсти. И нюх. Меня бы он вынюхал и перекусил бы легко.

После прочувствованных писем евреев кто-то усомнился в заслугах Брекера. Обычное дело — когда человека хвалят, благодарят, обязательно найдется другой, кто скажет или напишет — тот, кого вы превозносите, на самом деле дрянь. Дерьмо. Была одна статья, в которой говорилось, что Брекер вовсе не был для нацистов попутчиком — так его определили после войны, — попутчиком, заплатившим штраф в жалкие сто марок. Мол, он был нацистом идейным. Брекер пытался с автором той статьи спорить. Как помнится — подавал в суд. Но для меня никаких доказательств не требуется — достаточно посмотреть на его работы.

Он в самом деле был идейным. Просто его идея была чуть шире, чем у прочих нацистов. Их тупость и примитивность Брекер оформлял эстетически. Придавал им художественность. Так писали в статье, в которой подвергались сомнению брекеровские заслуги. Тем более что я видела, как он работал над скульптурой «Солдат Рейха», или как там она должна была называться — «Арийский страж» или «Тысячелетний», — точнее, как делал для этой скульптуры наброски и лепил эскизы, если я правильно это называю.