Моника Вуд - Один на миллион

— Ты принес запасной кабель? — спросил он у Гэри.

Тот выскочил из своего «ягуара», улыбка во весь рот.

— А то.

Куин достал колонку из внедорожника Ренни, с безразличием размышляя, как долго еще выдержит его спина. Музыка бывает весьма тяжелым делом. Он проследовал за приятелями в душное тепло «Побега из тюрьмы», где обнаружилось, что их место занято другой группой.

— Какого черта? — воскликнул Алекс.

На афише красной краской, как в фильме ужасов, было выведено: РОК ВПЕРЕД. Двое симпатичных парней, по виду студенты колледжа, тянули кабель через стойку, барабанщик-подросток возился со своей драм-машиной. Непримечательный тип средних лет в бейсболке настраивал винтажную электрогитару Strat.

Все они, как один, обернулись. Куин вздохнул:

— Пойду поговорю с Сэлом.

— Может, лучше я? — спросил Ренни. — У тебя видок, как будто ты убийца с большой дороги. Я серьезно.

— Будь любезен.

У Куина не было сил на разборки с Сэлом, скупым и капризным владельцем «Побега из тюрьмы».

— Я пойду с тобой, Рен, — сказал Гэри и опустил на пол сумку с инструментами. — Присмотри за вещами.

Куин кивнул, его мутило от усталости, и он прислонился к дальней стене рядом с Алексом; сотни скобок, оставшихся после оторванных плакатов, впились ему в спину.

— Зацени, какая гитара у этого парня, — сказал Алекс. — Бьюсь об заклад, это пятидесятые годы. Интересно, где он ее раздобыл?

Подумав с минуту, он добавил:

— Интересно, он ее не продаст?

Куин закрыл глаза, он пытался не слышать фоновую музыку — стоны и завывания Мэрайи Кэри, трехоктавные пиротехнические эффекты, и для этого стал высчитывать в уме стоимость аппаратуры, купленной и проданной им за эти годы. Цифры окрашивались в очень яркие цвета и словно упрекали его.

Зал был наполовину пуст, но уже через час он битком наполнится людьми, которые хотят танцевать всю ночь напролет. На Алексе та же красная гавайская рубашка, что и всегда. Гэри любит футболки с логотипами, а Ренни предпочитает черные облегающие рубашки-гольфы. Когда-то они сидели вместе с ним в опустевшей без матери квартире на Шеридан-стрит, ели отцовские печеньки из магазина и составляли свои первые сеты. Они вместе сжимали кулаки на удачу, на протяжении многих лет подолгу обсуждали аппаратуру, часами перетирали плюсы и минусы какой-нибудь педали эффектов или разыскивали повсюду русские трубы, словно репертуар из сорока замшелых песен требовал постоянного пополнения аппаратуры последними техническими новинками.

Эти парни знали и любили его мать. По этой причине он до сих пор с ними.

— Ты видел утреннюю газету? — спросил Алекс. — Там куча красивых слов про группу, с которой ты работаешь. Ах, наши мальчики добились успеха, фу-ты-ну-ты и муси-пуси, цветная фотка с мамочкой в домашней студии, вырезка из чертова чарта.

Алекс рассмеялся и добавил:

— Мамочка просто бомба.

Подождав, спросил:

— Ты меня слушаешь?

— Слушаю.

— Хорошо. Так вот, они отказались от жирного контракта с «Уорнер рекордз», мамочка просто ядерная…

Куин отвел глаза в сторону:

— Они отказали «Уорнеру»?

— Да, представь. Их солист — как там его — развел болтовню насчет служения Господу и вот эту вот всю фигню насчет того, что «Уорнер» — исчадие безбожной коммерции и что они подписывают контракт с мегакрупной записывающей компанией, которая любит Господа так же, как они. Ты можешь в это поверить?

— Если это вопрос, то да, — сказал Куин.

На него нахлынуло сложное чувство — смесь зависти и гордости.

— Но суть не в этом. Так ты не читал статью?

— Я играл на свадьбе в Бангоре.

— Так вот, суть в том, что они отвергли «Уорнера», с его большим жирным поцелуем, и отдались, сохранив невинность, мегакрупной записывающей компании, которая тоже любит Бога, как они, — он ухмыльнулся. — Угадай, какой?

— Какой? С кем они подписали договор?

— С Соломоном. Самая крупная рыба в пруду Господа Бога. Твои церковные певчие приняли предложение.

Алекс взглянул на часы, которые тянули долларов на шестьсот, не меньше.

— Но не в полном составе. Без первого гитариста. Он решил, что он атеист.

Эта новость ударила Куина, словно камнем в живот.

— На твоем месте я бы срочно крестился, — сказал Алекс. — Отдай душу в лоно Авраама, пока тепленькое местечко не увели из-под носа. Впрочем, погоди. Без тебя мы не сможем играть тут. Хотя Колин как-нибудь подменит.

Колин — девятнадцатилетний племянник Алекса, геолог, который играл на гитаре как девчонка.

Посягнувшая на их место группа приступила к проверке звука.

— А что, если нам всерьез впрячься… — начал было Алекс.

Эта тема возникала в их разговорах с неизменной регулярностью. Но дальше разговоров дело не двигалось. Ведь чего им хотелось на самом деле? Именно этого: разок в неделю примерить на себя неустроенную жизнь Куина, не прекращая откладывать круглые суммы на свои пенсионные счета.

Куин сказал:

— Пойди узнай, чего они так долго.

— Присмотри за вещами, — согласился Алекс.

Куин кивнул.

— Так ты смотришь? — уточнил Алекс.

— Еще как.

Алекс отчалил и присоединился к компании у дальнего конца барной стойки, там зашли в тупик переговоры между Ренни в новой футболке «Найк» и обтягивающих джинсах и Сэлом, который тыкал пальцем в свою книжку с графиком выступлений. Куин раздраженно, с присвистом вздохнул и собрался пойти вмешаться, но тот самый гитарист средних лет из конкурирующей группы пересек ему путь с лицом белым, как крахмал, и невыразительным, как здоровая пища.

— Куин Портер, верно? — сказал он.

Куин постоянно сталкивался с прежними напарниками из разных групп — их пути рано или поздно пересекались, обычно тех было не узнать: поднабрали килограммов двадцать, получили какой-нибудь полезный диплом или практичную профессию, отрегулировали самооценку так, чтобы перевесила несбывшиеся мечты.

— Простите? — ответил Куин.

Лицо незнакомца сначала покраснело, потом стало медленно разъезжаться: щеки задрожали, как желе, маленький рот приоткрылся, глаза, пронизанные лопнувшими сосудами, панически забегали.

— Все в порядке, приятель? — спросил Куин.

Незнакомец снова заговорил, точнее, сделал попытку: слов Куин не смог разобрать, и тут вдруг под этим искаженным лицом проступило другое.

— Лабух?..

Мужчина отчаянно закивал, его язык, похоже, прилип к гортани. Куину потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что этот человек — Лабух Блейкли, который обитал в истории одиннадцатилетней давности про Дэвида Кросби, а сейчас оказался замешан совсем в другую историю, — и что он плачет.

— Если хочешь ударить меня — ударь. Если хочешь порвать меня на куски голыми руками — порви.