Моника Вуд - Один на миллион

— Наверное, она выпала, когда грабители перетряхивали сиденья от стульев.

То ли вопреки браваде Уны, то ли из-за этой бравады, но Куин почувствовал слабость в коленях. Такую же слабость он почувствовал подростком, когда услышал новость, которую с рыданием сообщил брат, — отец позвонил из «того места», мама умерла. Это известие настигло Куина в спальне перед зеркалом, когда он репетировал гитарные позы, и пробило брешь в жизни. Этого известия ждали уже несколько месяцев, и все равно оно сбило Куина с ног в буквальном смысле: четырнадцатилетний подросток ростом 183 сантиметра рухнул на пол, как подстреленный гусь.

Он приехал, чтобы вернуть Уне автомобиль и вежливо поставить точку в их отношениях. Но никак не мог собраться с духом. Мысль об этих подонках, которые залезли в дом Уны, хватали своими грязными руками ее вещи, ее саму, наполняла его упрямой злостью.

— Вы, должно быть, испугались, Уна. Испугались?

— Мне жаль вазу, которую подарила Луиза. Вот и все. — Она открыла буфет. — Если вы голодны, я накормлю вас ужином.

Была половина пятого. Она поставила на стол две тарелки — с разными рисунками, заметил он, и не новые.

— И машину можете пока оставить у себя, — добавила она.

Куин плохо соображал, когда она так смотрела на него.

— Полицейские были добры ко мне, — продолжала она. — Не хочу ставить их в неловкое положение, вынуждая штрафовать меня. Собираюсь повременить с поездками еще пару недель.

Она поманила его согнутым пальцем, вспомнив о чем-то.

— Смотрите-ка, — она открыла микроволновку, старую модель с диском. Внутри оказался тайник с письмами.

— Незнакомые люди присылают мне чеки.

Куин перебрал с десяток конвертов разного вида: больших с логотипом фирмы, поменьше с цветочками и подписанных от руки. Суммы различались, хотя преобладали чеки на пятьдесят долларов.

— Черт возьми! — пробормотал Куин. — Сколько тут всего?

— Больше пятисот долларов. Это ведь они из жалости, да?

— Они хотя бы не разбили палаточный лагерь во дворе.

После смерти мальчика и показа истерического фильма про синдром Романо — Уорда по телевизору Белль вернула более тридцати чеков с такими же официальными соболезнованиями.

— Это потому что я старая. Все дело в этом. — Она изучила одно из писем. — Потребуется не меньше недели, чтобы написать всем благодарственные письма.

— Вы оставите деньги себе?

— Мне нужна новая крыша. — Она рассматривала какой-то чек. — Вы знаете, люди поверили мне на слово. Я про свой возраст. Они поверили без документов.

Она подняла глаза на него.

— Я должна еще кое-что показать вам, — она вынула из кармана свитера какой-то документ и протянула его Куину.

Куин взглянул на него:

— Вы получили допуск к экзамену по вождению?

— Одна церковная дама отвезла меня в управление транспортных средств. Они доконали меня расспросами, но проверку зрения я прошла за четыре секунды. В письменном тесте я набрала девяносто процентов и должна признаться, что у меня чуть ум за разум не зашел. Зато теперь две трети пути до действующих прав позади.

Она спрятала документ обратно в карман.

— Как вы отнесетесь к тому, чтобы дать мне парочку уроков вождения в обмен на пользование моей машиной?

Проще было бы вернуть ей машину, избавиться от чертова драндулета и забыть путь к этому дому, не попадаться в эту ловушку, на крючок из чувства долга и чувства вины перед сыном. Еще шесть недель тому назад, даже пять, он бы так и поступил: пулей вылетел бы отсюда. Но это было до того, как Уна приняла его за джентльмена и пробудила в нем желание быть таковым.

— Как говорится, не откладывай на завтра, — сказал он и направился к выходу, она за ним.

— Хуже всего мне дается параллельная парковка, — говорила она, уперев руки в бока и глядя на свой простецкий «релиант». — Никакая бумажка на свете не припаркует машину вместо меня.

Куин расставил мусорные ведра, они были сделаны из алюминия и гремели всякий раз, когда Уна их задевала. Несколько соседей вышли посмотреть, что происходит, и среди них — Ширли Клейтон, которая крикнула:

— У вас там все в порядке?

Даже голос у нее был розовым.

— Вношу свой вклад в безопасность на дорогах, Ширли, — крикнул он в ответ.

Урок закончился, он вернулся за Уной в дом, она вынула из холодильника стеклянное блюдо.

— Вот они, остатки пира. Тут хватит на двоих.

— Вы предлагаете мне лазанью Ледбеттера?

— Я ненавижу выбрасывать еду.

— Она же недельной давности. К тому же со шпинатом.

— Вам нужно хоть иногда пользоваться утюгом, не обижайтесь на меня. Вы ужасно выглядите, Куин. И с каждой нашей встречей все хуже.

— Вы не подарите мне одну из этих чудесных тарелок?

Она улыбнулась, показав крупные квадратные зубы, и он понял, что придется еще немного потерпеть, расставаться с ней нужно постепенно, ибо она ранима, одинока и далеко не так вынослива, как воображает. Он заезжал к ней каждые два-три дня, отвозил ее то в банк, то в магазин, то в библиотеку, часто во время недолгого перерыва между сменой в ГЮМС и вечерним концертом. Однажды она заметила его музыкальное оборудование на заднем сиденье и попросила прихватить гитару в дом, там он вспомнил аккорды к «До конца времен» — классической мелодии Перри Комо, которую выучил много лет назад, чтобы играть на свадьбах.

— Эта мелодия весь день крутится у меня в голове, — сказала она и хрипло, с порозовевшим лицом пропела всю песню от начала до конца после того, как Куин взял на две октавы ниже.

Приезжая и уезжая, Куин следовал мимо объявления Ширли Клейтон «Продается» и фанатично подстриженных живых изгородей. Он прекрасно сознавал, какое впечатление производит со стороны: опекун. И когда замечал Уну, неизменно высматривающую его, стоя на крыльце или в конце дорожки, он понимал, что как никогда более полно соответствует тому впечатлению, которое производит.

В августе она уже постоянно готовила для него: кушанья по старинным рецептам, сытные, острые и ароматные, приправленные корешками и сливками, и раскладывала их по красивым тарелкам.

— Вы совсем отощали, — говорила она ему, и он переставал чувствовать себя опекуном. Напротив, чувствовал себя ребенком, которого опекают.

Белль попросила его зайти, и вот он, как скаут перед своим командиром, отчитывался перед ней в своих добрых делах. Выкладывал их перед ней в ряд, как улики.

— Я рада, что у нее все в порядке, — сказала Белль. — Хорошо, что ты заботишься о ней.

На пальце у нее было кольцо, ободок из белого золота с бриллиантами. Куин, не таясь, озирался в поисках Теда, но спрашивать, где он, не стал — почувствовал, что не вправе. Вместо этого спросил:

— Как твоя работа?

Она пожала плечами: