Моника Вуд - Один на миллион

— Убирайтесь, убирайтесь, — шептала она, захлопывая дверь спальни на замок и подходя к окну.

Сердце лягушкой подскакивало к самому горлу. Она вцепилась в подоконник и стала всматриваться в улицу, там появился силуэт человека, потом еще один, они нырнули в помятый автомобиль. Он в три приема повернул, задев край газона, и умчался.

Уна прижала руку к горлу, одна-одинешенька в своей сжавшейся вселенной, она пыталась успокоить себя после пережитого страха. Фонарь высвечивал край двора вдоль забора, остальной участок оставался в тени. Листовки, по-прежнему торчащие на заборе, напоминали ряд стрел, пущенных из вражеского лагеря. Все притворялось чем-то другим: фонарный столб — высоким злым стариком, безмолвные ночные дома — фишками в игре «Монополия». Она сосредоточилась на соседних домах, их близость успокаивала ее. Плакать она не стала.

Вместо этого стала соображать, что сделала не так. Поездка в Граньярд выбила ее из колеи — и впрямь, когда еще она проживала целых сорок часов так насыщенно? Переполненная душевной болью и впечатлениями, она забыла про свет на крыльце — обязательная вечерняя мера предосторожности, которую она завела после того, как на их улице взломали дом в мае — в ту давнюю пору, когда мальчик только что исчез из ее жизни, а его отец появился.

Она постояла в темноте, подышала открытым ртом, и пульс успокоился. Только после этого она рискнула включить настольную лампу у кровати, часы показывали начало четвертого. Она проспала восемь часов. Надев шлепанцы и халат, отперла дверь спальни и высунулась в темноту. В коридоре было пусто, стояла тишина, если не считать ее собственного, уже ровного дыхания.

«Сначала одна нога, потом другая», — сказала она себе, как говорила Луиза в последние дни. Воспоминание о ней успокоило Уну. Щелкнув выключателем, она зажгла свет на лестничной площадке и потихоньку спустилась по лестнице. В холле включила еще одну лампу. Осколки вазы, подаренной Луизой, валялись на мокром полу среди рассыпанных и растоптанных цветов. Она наклонилась, чтобы собрать осколки, и ей снова вспомнился мальчик со своей маленькой записывающей машинкой. Где-то она сейчас, с этой жужжащей лентой, к которой приклеена ее жизнь. Мелкие осколки ее жизни. Она распрямилась со стоном.

И тут из гостиной вышел мужчина.

— Брось это, бабуля, — сказал он. Голос спокойный, ровный.

Осколки снова рассыпались с невинным звоном: дзинь. Нет, это не мужчина. Высокий подросток с жирными волосами, в черной маске наподобие тех, которые носил Зорро в старом кино. Маска дешевая, и на носу порвалась. Через прорези смотрели белесые, затуманенные, в красных ободках глаза. В руке поблескивал маленький страшный пистолет. Он оглядел ее и расхохотался.

— Ты одна дома?

Она молча кивнула — говорить от испуга не могла. Он засунул пистолет обратно в карман штанов, таких широких, что походили на юбку. За спиной у него, в гостиной, она разглядела, что все ящики красивого комода Рэндалла вывернуты. Белье свалено в кучу. Сиденья стульев опрокинуты. Пока она спала, тут громили ее дом.

Ожидая дальнейших указаний, она смирно стояла.

— Где денежки, бабуля?

Спокоен, как очень старая кошка.

— У меня ничего нет. Только то, что тут, — сказала она, имея в виду свою сумку, которая валялась здесь же, на полу, рядом с поломанными цветами и выпотрошенным кошельком, все содержимое которого намокло: кредитная карта, просроченные права, карточки страхования, фотография мальчика в скаутской форме, старый купон на кошачий корм. Она покраснела от стыда при виде этих рассыпанных мелочей, а что, собственно, грабитель ожидал найти в бумажнике у старушки. Только бесполезные документы.

— Колись давай, — сказал он, размахивая пятерней. — Где прячешь, в жестянке из-под печенья? В цветочном горшке? Давай, бабуля, колись скорей.

— Я не из тех стариков, которых вам показывают в кино, — ответила она, задрожав уже не от страха, а от злости. — Я храню деньги, как все нормальные люди, в банке.

«Нет, я не хочу умирать вот так, — сказала она себе, — и не буду».

Он вцепился ей в плечо и поволок по лестнице на второй этаж, а там швырнул, дрожащую и задохнувшуюся, в кресло-качалку Луизы. Ноги адски болели, но она сжала зубы и не проронила ни звука.

— Сколько тебе, сотка? — спросил он, показав гнилые зубы.

Покрытые перхотью волосы от жира казались мокрыми, от него странно пахло — гнилью и лекарствами. На белой, как у трупа, руке чернели какие-то буквы, но Уна не могла сложить их в слово. Когда он посмотрел на нее, страх к ней вернулся, ноги почти отнялись.

— Тут ничего нет, — сказала она и вцепилась в подлокотники кресла, чтобы приподняться. Пол закачался под ногами.

— Сидеть, — приказал он и толкнул ее в грудь.

Удар эхом отозвался у нее в грудной клетке. Он перерывал ее шкаф и ночной столик, швырял содержимое на кровать и рядом. Папка с материалами про Книгу рекордов Гиннесса полетела на пол, листки рассыпались веером. Он вытащил ее дорожный саквояж и обнаружил в нем пять долларов — неприкосновенный запас, который пролежал в шелковом кармашке с тех пор, как в 1948 году она покинула дом на Вудфорд-стрит.

— Видишь? — сказал он, потряхивая банкнотой у нее перед носом.

Пока злоумышленник бесчинствовал в спальне, Уна размышляла о кнопке безопасности, которая висела у нее на шее, спрятанная под ночной рубашкой и халатом. Ей велели периодически проверять рабочее состояние устройства, но она это сделала всего лишь раз. Когда в тот раз она нажала кнопку, через девяносто секунд из ящичка в гостиной раздался женский голос, который назвал ее «солнышко» и поинтересовался, все ли у нее в порядке. Насколько Уна могла судить, батарейка в устройстве давно разрядилась.

— У тебя, в натуре, ничего нет, — сказал грабитель. — Вообще ни хрена.

Он надул губы, словно размышлял — наказывать ее за это или нет.

— Твои друзья уехали без тебя, — проговорила она дрожащим голосом.

Он снова осклабился, показав гнилые зубы.

— Далеко не уедут. Это не машина, а кусок говна.

— Странно, что ты не поехал с ними, — сказала она с надеждой.

— Я люблю риск. Не то что эти засранцы.

Он расстегнул косметичку, которую она не открывала сорок лет, и вытащил тюбик с остатками губной помады. У нее болели суставы от неподвижного сидения в неудобной позе, но она боялась шевельнуться, чтобы не разозлить его. Насколько она помнила из полицейских сериалов, которые смотрела до того, как они стали такими кровавыми, если человека подобного типа вспугнуть, он либо убьет тебя, либо убежит. Она нащупала кнопку на груди, приняла решение и нажала.

Ниже этажом раздался сигнал, резкий сдвоенный звонок. Как ни странно, грабитель даже ухом не повел, и Уна поняла, что он находится далеко, в другом измерении.