Анатолий Макаров - Мы и наши возлюбленные

Весной, когда Павел Федорович вернулся из поездки по Средней Азии, где проводил семинары по идеологическому воспитанию тренерского состава, жена обрадовала его сообщением: у Марата, кажется, вновь роман. Мыслями Павел Федорович был еще там, среди нежного цветения миндаля, за дастарханом, где, подобно вулкану, тонко курилась гора плова и в кувшинах небывалыми цветами переливались соки, еще слух его был полон застольных речей, излишне витиеватых, высокопарных и льстивых, — в этом-то и было их главное достоинство, так что информацию супруги он не сразу принял во внимание. Почти что мимо ушей пропустил, как умел пропускать многие не имеющие для него значения жалобы и рассуждения, сохраняя при этом на лице мину глубокого уважительного внимания.

Опомнился, когда шофер вез их с женой вдоль бульваров, еще оголенных и местами не очищенных от почерневшего, спрессованного снега, но уже шумных, оживленных, продутых апрельским шальным ветром.

— Весна, щепка на щепку лезет… — комментировал обстановку на бульваре несдержанный на язык водитель, и Павел Федорович внезапно с тревогой подумал о сыне. Бог его знает, с кем он снова связался. По обычаю того же Ивана Суреновича, который не упускал случая пообщаться с простым народом, Павел Федорович непременно успевал перекинуться парой слов с лифтершей, так вот от нее стало известно, что окрест их новых, по индивидуальному проекту построенных домов взяли себе привычку гулять разбитные девицы, озабоченные целью познакомиться со здешними молодыми людьми. Вообще-то девиц можно было понять: прогуливаясь мимо торжественных, медью и благородным деревом отделанных подъездов, заглядывая в окна, уютно озаренные торшерами и модерновыми светильниками, они воображали себе жизнь, подобную той, что пленяла душу Павла Федоровича в театре оперетты. Однако увидеть в собственном доме героиню «Моей прекрасной леди» Павла Федоровича вовсе не устраивало. В его планы это не входило.

Все последующие дни ломал себе голову, как бы заново, не травмируя сына, подъехать к нему с разговором по поводу личной жизни. Даже с помощником своим советовался, Николаем Дмитриевичем, тот мужик тертый, из нынешних, моложавый, модный, всегда галстуки шефу поставлял то пошире, то поуже, то попестрее, то поскромнее, — обещал разведать, что к чему. Еще улыбался при этом с почтением, но снисходительно — невелика, мол, служба, Павел Федорович. И ведь разведал, да так, что мнительный Марат ничего и не заподозрил. Встретились будто случайно, в Олимпийском на показательных выступлениях фигуристов, Марат с девушкой, зовут Света, очень милая, надо сказать, вкус у парня есть, не отнимешь; поболтали о том о сем, потом Николай Дмитриевич пригласил молодых людей за кулисы познакомиться с чемпионами — как-никак трудимся на спортивной ниве. Там и выяснилось между делом, что фамилия Светы Алонина и что учится она в архитектурном институте. Ну а остальное, понятно, — дело техники. Нетрудно было разузнать, что Степан Александрович Алонин, известный архитектор, директор огромного института, возводящего города на всех широтах Советского Союза. Депутат, это уж как положено. И т у д а, — помощник как бы пересек чуть лукавым своим взглядом государственную границу, — выезжает нередко — то конгресс, то по общественной линии, а то и по долгу сотрудничества. Если нужно об успеваемости Маратовой избранницы навести справки, то это не проблема…

«Избранницы!» — усмехнулся Павел Федорович, поблагодарив помощника за блестящее выполнение деликатной миссии, у них ведь, у теперешних ребят, семь пятниц на неделе. И смотрят на это дело проще. Не то что в наше время: тронул — женись! Павел Федорович рассмеялся с чистым сердцем, вспоминая о суровости былой морали, словно о преодоленных трудностях. А в груди потеплело, недурно бы и впрямь, черт возьми, обвенчать Марата с этой самой Светланой. Он еще раз рассмеялся, удивившись тому, что пришло ему на ум это старомодное, торжественное понятие «обвенчать». Оно пахло неведомым ладаном, но в то же время в самом его звучании проскальзывало нечто бравурное и звонкое, что так любил Павел Федорович в классической оперетте из жизни богатых беззаботных людей.

Венчание, то есть свадьбу, конечно же, назначили на осень. По народной традиции, как выразилась супруга Павла Федоровича. Занимаясь художественным воспитанием подрастающего поколения, она отдавала должное благотворному влиянию некоторых дедовских обычаев. Светлана в их доме всем пришлась по душе своею совершенно взрослой деловитостью, четким сознанием того, чего хочет в жизни.

«Это именно такая жена, которая нужна моему братцу». Павел Федорович впервые за последние годы согласился с дочерью. Марат был парень работящий, усидчивый, но вот твердости, уверенности в себе ему не хватало, мямлей вдруг обнаруживал себя там, где совсем и не следовало. А в этой девочке, в этом будущем архитекторе чувствовалась струна, раз и навсегда натянутая сознательным усилием воли и определившая собой все ее существо. Мы такими не были, размышлял, глядя на нее, Павел Федорович, в нас мешковатость до сих пор о себе знать дает, сто раз взопреем, прежде чем на поступок решимся, со всеми выше- и нижестоящими посоветуемся, сомнениями себя изведем, как бы не проиграть больше, чем надеешься выиграть, а эти — рраз! — и переступили заветную черту с полным сознанием своего права и нежеланием томиться у жизни в приемной.

С родителями невесты отношения тоже наладились, тут уж Павел Федорович мобилизовал весь свой немалый опыт организатора всевозможных торжеств, подразумевающих общение вовсе незнакомых друг другу людей, модель была та же, что при встрече какой-либо делегации, только что на личном, семейном уровне. Это было вроде бы и проще, с одной стороны, однако, с другой, требовало больше искусства, тонкости, теплоты, задушевности… Этого тоже Павлу Федоровичу при случае было не занимать, понаблюдал, слава богу, как принимает Иван Суренович приезжающих деятелей искусств, делегации из других областей, представителей центральной прессы, наконец. Добрых слов не жалел, на угощенья и комплименты гостям не скупился, не стеснялся вслух благодарить судьбу за то, что удостоился чести сидеть рядом с такими людьми, и чем больше теряли они представление о реальности, тем очевиднее их презирал. Великая школа, ничего не скажешь. Не бойся унизиться — вот как в двух словах сформулировал бы основной ее завет Павел Федорович, если бы кто его попросил, не бойся, не щади своего самолюбия, отыграешься. Именно у того, кто больше всех потворствовал твоему унижению. Короче, с отцом будущей невестки они сошлись, Степан Александрович Алонин ему приглянулся, а нравились Павлу Федоровичу всерьез только люди, соответствующие о п р е д е л е н н о м у уровню. На первый взгляд Алонин несколько выбивался из этого человеческого типа — тонкостью лица, совершенством манер, Павел Федорович осознал тем не менее, что имеет дело с представителем новой формации людей, достигших этого уровня, вовремя осознал. И возликовал про себя, ай да Марат, ай да тихоня, вот удружил! Дело было не в предвкушении каких-то конкретных выгод, бог с ними, с выгодами, никуда от нас не уйдут, а в том, что в семейной, личной, домашней сфере он так просто и неназойливо, без малейших усилий достиг о п р е д е л е н н о г о уровня.