Ларс Лоренс - Утро, полдень и вечер

Она решила, что лучше оставить машину, где она стоит и где ее никто не видит, а самой пойти в школу и сообщить Мики, что отец жив. Но все же любопытство взяло верх, и Лидия сделала крюк, чтобы заглянуть на Девятую улицу.

От волнения тело Лидии покрылось мурашками, когда она подходила к конторе шерифа; там толпились полицейские, среди которых было немало пьяных. Но она продолжала уверенно шагать, решив не переходить на другую сторону улицы, пока не посмотрит, что делается в переулке.

Что ее там ожидало? Кровь? Трупы? Слезоточивые газы? Ничего этого там не было. Лидия даже почувствовала разочарование. Все тот же грязный переулок, те же помятые мусорные баки и ржавые пожарные лестницы, те же потрескавшиеся телефонные столбы, те же разбросанные по земле обрывки грязной бумаги. Непривычными были только фигуры двух полицейских, по одной в каждом конце переулка, которые размахивали дубинками для устрашения любопытных.

Не поворачивая головы, Лидия скосила глаза на слонявшихся у здания тюрьмы полицейских, чтобы проверить, не привлекла ли она чье-нибудь внимание. Так и есть. В дверях конторы появилась тщедушная фигура Ли Эстабрука. Она узнала его по длинному холеному лицу.

Лидия тотчас перешла на другую сторону и направилась к аптекарю-испанцу, стоявшему в дверях своего заведения. Сердце болезненно сжалось у нее в груди.

Ли Эстабрук оставил в ее душе кровоточащий след, подобный ране. Он, видимо, так и не смог побороть в себе безрассудную страсть, которую питал к ней еще в школьные годы. По его словам, если бы Лидия его не отвергла, он не стал бы тем, кем был сейчас. Он говорил, что мужчина не собьется с пути истинного, если рядом с ним будет женщина, которая ему подходит. И слово «женщина» в его устах звучало так, будто речь шла о чем-то таком, без чего нельзя обойтись, хотя это и не совсем прилично. Он убедил себя в том, что его «любовь» (это слово он тоже осквернял) — все, что у него осталось, и она, Лидия, никогда не сможет вытравить это чувство, как бы плохо к нему ни относилась. С тех пор как умерла его мать, Лидия стала единственной «женщиной», которую он уважает (при этом Лидия содрогалась всем телом), а она отказалась от него, отказалась ради той жизни, которую сейчас ведет.

Однако где-то в глубине ее души таилось любопытство: Лидии хотелось узнать, способен ли он, если она попытается на него повлиять, проявить гуманность и мужество? Конечно, она не допускала и мысли о том, чтобы поддаться этому искушению и сказать ему хоть единое доброе слово, и все же… И все же она знала, что, продолжая сопротивляться искушению, она никогда не освободится от него.

Пропуская Лидию, аптекарь шагнул назад. Лидия знала, что этот человек может кое-что рассказать, поскольку аптека выходит окнами в переулок.

Но не успела она пожать ему руку и спросить о здоровье родных, что любят все испанцы, в дверях появилась чья-то тень, и в воздухе запахло виски.

— Доброе утро, Лидия.

Нет, она не повернется в его сторону и даже вида не покажет, что слышала его голос. Пусть первый подойдет.

— Они хотят, чтобы ты зашла напротив, — тихо сказал он и, отвернув лацкан, показал полицейский жетон. — Ответишь им на несколько вопросов, и все. Не бойся, я присмотрю за тобой.

Лидия молча повернулась и пошла.

Пятью минутами позже она уже была за решеткой. Начальники были «слишком заняты», чтобы допросить ее сразу. В камере, рассчитанной на троих, уже сидели Елена Старова, Алтаграсия Арсе и Лупита Фернандес. Они встретили ее смехом.

— А мы все думали: когда ты к нам присоединишься? — сказала Елена. — Где Конни?

Лидия засмеялась — в первый раз с тех пор, как услышала утром сирену. Она сразу почувствовала себя среди своих. Ей вдруг стало понятно, что крылось за книжными фразами Хэма Тэрнера. Без товарищеской поддержки действительно плохо.

И неважно, что друзья встретились в камере с вонючей парашей и стенами в пятнах от раздавленных клопов. Елена, Алтаграсия, Лупита — какие чудесные женщины! В каких только переделках они не побывали! И если им позволят быть вместе, им ничего не страшно. Сейчас Лидия недоумевала, как это могло получиться, что, оторвавшись от подруг, она неправильно держалась с Майком. Ведь он мужчина и будет вести себя как мужчина, если она перестанет так рьяно опекать его, говорить за него и драться за него, словно он беспомощный младенец. Ведь своему сыну Мики, хотя ему всего одиннадцать лет, она предоставляет больше свободы. Она воспитывает его самостоятельным человеком. Почему же к мужу она относится иначе?

Но хватит. Тратить время на пребывание в тюрьме — слишком большая роскошь. Здесь ей нечего делать. У нее прекрасное алиби, и надо выбираться отсюда. На воле много дел.

Женщины стучали по решетке, требуя пищи и воды. Лидия присоединилась к ним. Пока наступит вечер, эти сопляки-надзиратели не рады будут, что на свет родились.

Когда они отъехали миль на двадцать к северо-западу от Реаты, жена старого навахо Бен Джоу Неззи движением подбородка указала на багровые тучи, нависшие над горами. Бен Джоу что-то проворчал. Он знал, что это такое. Скоро на высокие вершины обрушится обильный, пронизывающий, стремительный дождь, а на склоны холмов, расположенных у долины, польет более слабый. Он будет лить и лить, пока не напоит молодую кукурузу и бобы на полях и не наполнит водохранилища. Но на город белого человека не упадет ни единой капли. Тучи остановятся, съежатся и высохнут. Кукуруза и бобы белого человека тоже высохнут и умрут; земля белого человека превратится в пыль, ее унесет ветер, и было бы хорошо, если бы то же случилось и с самим белым человеком.

Бен Джоу взглянул на свою жену, и легкая усмешка коснулась его губ. В знак согласия жена прикрыла веки. Она все поняла. Боги справедливы.

Человеку свойственно ненавидеть тех, кому он причинил зло.

В обеденный перерыв наступило временное затишье. Но потом в барах и залах для игры в пул зашевелились служащие охраны шахт и футбольные кумиры, добровольцы из Организации ветеранов войны и охраны порядка; а когда кончился обед и со столов ресторана «Китайское рагу», закусочной «Эль Порвенир Лончерия» и отеля «Нуэва Эспанья» убрали остатки еды, недопитый кофе и окурки сигар, за дело взялись не только клубы деловых людей, но и «Молодые демократы», «Сыны легиона», «Тайное братство», «Старожилы» и даже карточные клубы «Пинокль» и «Пять тузов»; все они старались, опираясь на свое влияние, исполнить волю господню, поддержать дух демократии и оправдать доверие всех порядочных, благонадежных и послушных закону граждан.