Ларс Лоренс - Утро, полдень и вечер

Такой исход вполне устраивал Кит, но тут-то и обнаружилась разница между супругами. То, что Дэн считал изгнанием, для Кит означало освобождение от утонченных пыток великосветского общества, которое ценит в женщине лишь внешнее изящество и, как дурной болезни, боится острого ума и сильной воли. Кит попала в положение парии, что отнюдь ей не претило. Дэн издевался над ней, говоря, что она «опустилась», но вместе с тем вынужден был признать, что к ней очень идут шерстяные рубахи, стэтсоновские шляпы и ковбойские сапоги, а ее увлечение всем индейским, ее смелый и веселый нрав казались здесь вполне уместными. Одним словом, Кит пустила корни.

Дэну же Реата представлялась местом заключения, где он вынужден отбывать неопределенный срок. Когда Билла убили на войне, Дэн ждал, что для него наступит лучшая пора, поскольку освободился директорский пост. Но его так и не вызвали. Его просто-напросто обошли. И только после бесчисленных телеграмм его, управляющего шахтами Реаты, избрали членом правления Американской медной корпорации. И этот пост был единственным якорем, брошенным с наветренной стороны его корабля.

Размолвка между ним и Кит до развода все же не довела. На компромисс их толкали следующие соображения: необходимость и дальше жить в одном городе, совместное владение имуществом и беспокойство за будущее их единственной дочери Маргарет. Дэн снизошел до того, что усвоил некоторые «западные» обычаи. Он вступил в местный «Ротари клуб», носил брюки для верховой езды и широкополую шляпу, а Кит, поборов отвращение, стала бывать в домах, где играли в бридж, ходить в церковь и занялась туалетами, после чего ее имя замелькало в разделе светской хроники. Она позволила Дэну отправить Маргарет на Восток продолжать образование, но решительно воспротивилась ее дебютам в нью-йоркском обществе.

Вообще же Маргарет больше тяготела к Востоку, чем к Западу: сказывалось влияние отца. Если бы не вздернутый носик, придававший ей чрезмерно решительный вид, и не склонность к полноте, благодаря которой она напоминала Мэй Уэст, когда той было за тридцать, Маргарет могла бы считаться хорошенькой и даже, при большем внимании к туалетам, изящной. Она усвоила насмешливый тон, умела держаться в кругу юнцов из колледжа Скотта Фицджеральда, научилась принимать томные позы в танцах и в одинаковой степени презирала и возню матери с индейцами, и службу отца в грязных шахтах. Все ее помыслы сводились к одному: как можно скорей бежать из Реаты. И если бы не это, жизнь для нее потеряла бы смысл. И Дэн, и Кит одобряли намерение дочери, хотя и по разным причинам.

То ли из-за неспособности добиваться поставленной цели, то ли потому, что Маргарет, подобно Кит, была более, чем могло показаться, привержена к Западу, но она пренебрегла возможностью сделать блестящую партию на Востоке. Без особых колебаний она согласилась выйти за парня из семьи Зиммерманов, хотя знала, что, очевидно, дальше Дэнвера или Эль-Пасо будущий муж ее

не увезет. Вопреки ожиданиям Дэна не поддержала она и его предложения устроить пышную свадьбу. Бой с Кит по этому поводу он выдержал один.

Из этого боя он вышел победителем. Кит наконец согласилась: пусть свадьба дочери будет не похожа на их собственную и попадет в анналы Реаты, чтобы скрасить скучные будни индустриального города.

И вот теперь, когда до свадьбы осталось всего четыре дня, Реата вдруг превратилась в полудикую деревню, где правит обычай родовой мести.

Как будто Билл вышел из могилы, чтобы отомстить Дэну и Кит за шутку, которую они выкинули четверть века назад, в день его свадьбы.

Что скажет Кит после того, что произошло сегодня? Как бы это узнать? Он не видел жену с самого завтрака. Использует ли она беспорядки как предлог, чтобы отказаться от пышной свадьбы и заменить ее скромным семейным торжеством? Вот что не терпелось узнать Дэну.

Десять шансов против одного: она возложит на него вину за случившееся. Кит постоянно высмеивала его реформаторскую идею ликвидации полукрепостного уклада, существовавшего с конца прошлого века, когда здесь провели железную дорогу. Жена не видела логики в его рассуждениях о том, что от кабальной системы труда можно избавиться лишь путем избавления от самих батраков — точно так же, как Природа избавилась от более слабых видов, чтобы создать Человека. Поэтому Дэн не сомневался, что жена и теперь не согласится с ним, если бы он решил, воспользовавшись счастливой возможностью, провозгласить наступление новой эры в жизни раздираемого противоречиями города.

Он остановился у двери, собираясь постучать. Но тут мужество оставило Дэна, и он зашагал по холлу, мягко ступая домашними туфлями и представляя себе, с каким злорадством Кит скажет: «Хочешь отложить свадьбу, Дэн? Нет уж, на это я не пойду. Молодых будут охранять шалопаи в легионерских касках со штыками наперевес, а если эти подонки попробуют приблизиться, ты можешь их пристрелить. Пусть знают, как нарушать ius primae noctis [153] Право первой ночи (лат.). . Маргарет будет тебе признательна!»

Впрочем, кто знает. Может, он слишком предвзято к ней относится? В конце концов, Кит не так плоха, разве что чересчур остра на язык. Несмотря на размолвку, она постаралась не довести дело до развода. Более того, она изо всех сил пытается играть роль первой дамы Реаты. Пожалуй, он слишком поспешно осудил жену.

Дэн снова подошел к двери и снова остановился в нерешительности.

— Да входи, входи наконец, — послышался усталый голос Кит.

Значит, она слышала, как он ходит под дверью. Дэн вздохнул и решительно нажал на ручку.

Комната Кит всегда казалась ему чужой. Пожалуй, здесь не было ни одной обычной вещи и ничто в еэ убранстве не говорило о том, что в ней живет женщина. Предметы обстановки были либо индейскими, либо испанскими — грубыми, примитивными, мужскими или безличными, как в музее. Пол был устлан индейскими коврами, вытканными в округе Двух Серых Холмов. Старинная испанская кровать на тонких ножках покрыта редчайшим одеялом, а разрезанные надвое блекло-голубые chimayos [154] Байковое одеяло (исп.). служили шторами. Вместо туалетного столика стоял грубо сколоченный сосновый ящик с приделанными к нему ножками. По обеим сторонам подковообразного очага, обмазанного глиной, красовались древние кувшины с замысловатым черно-белым рисунком. В углу лежал причудливый головной убор индейского воина.

Со всех сторон на Дэна смотрели маски богов хопи и зуньи. Беленые стены были голыми, если не считать четырех акварелей, изображающих индейские ритуальные танцы. На громоздком комоде не было ни пуховок, ни пудры, ни флаконов с духами, ни лака для ногтей, ни даже зеркальца. Там лежала лишь шляпа Кит с широкими, сильно загнутыми полями.