Стефан Мерил Блок - Оливер Лавинг

Реджинальд Авалон. В то время он был просто еще одним преподавателем – человеком, с которым Джед когда-то учился в той же самой школе; в юности Авалон стал в Блиссе чем-то вроде местного божества, и его портрет пел свою песню с потертого билборда над заправкой. Реджинальд Авалон. Позже Джед будет удивляться его умению преображаться. В детстве у Реджа, как и у Джеда, почти не было друзей. Полубелый, полумексиканец, Редж, казалось, не вписывался ни в одну компанию. Наблюдая за ним издали, Джед восхищался его умением использовать одиночество на благо искусства. Особенно привлекательной в его выступлениях была нотка какой-то усталой меланхолии, звучавшая в его голосе. Глядя на него из зала, Джед думал, что узнает собственную грусть аутсайдера, но он никогда не перекинулся с Реджем больше чем парой слов. И вряд ли когда-нибудь разговаривал с мужчиной, в которого превратился Редж.

Проведя несколько лет в Лос-Анджелесе, Редж вернулся в Западный Техас, где выступал на ярмарках со своими испанскими песенками перед редеющей толпой, а однажды перестал выступать и стал учителем. Кто ничего не умеет, учит других: Редж и Джед, неудавшиеся местные творцы, оба пошли по этому пути.

«Отсроченная мечта». Оливер однажды показал ему эту строчку из сборника стихов Лэнгстона Хьюза. «Все узнают», – сказал Эктор о своей грядущей славе. «Но что случается с отсроченной мечтой?» – спрашивал Хьюз. Она может «высохнуть на солнце, как изюминка», как это произошло у Джеда и Реджа. Или, писал Хьюз: «Она оседает, как тяжкий груз. А может, взрывается?»

В конце концов Джед прозреет. Годами Эктор не попадался Джеду на глаза, но в первые недели после Джед будет видеть его лицо каждый день – в местных новостях в приемном покое больницы. И тогда Джед поймет, что мог остановить все это несколькими годами раньше. Он мог сделать что-нибудь. Мог показать картины этого парня школьному психологу или полицейскому, который периодически обходил школьные коридоры. Мог отправить Эктора и Генри после драки к директору; мог рассказать директору о полыхавшей в Экторе ярости, совсем не похожей на маленькие потасовки, которые порой случались в кабинете рисования. Но старые тревоги окажутся не самым мучительным, о чем молчал Джед.

Пятнадцатое ноября. Оливер хотел остаться дома. Оливер остался бы дома, если бы не Джед. Однако же в тот вечер, стоя возле дверей спортзала, Джед позвонил в Зайенс-Пасчерз. «Ты еще хочешь, чтобы я заявился туда один», – сопротивлялся Оливер, но Джед сумел его уговорить. «Ребекка спрашивала о тебе», – солгал Джед своему сыну, чтобы заставить его пойти. В тот момент это был шутливый короткий разговор. Позже это превратится в тошнотворный комок, который Джед будет проглатывать раз за разом, не в силах признаться жене или Чарли. Джеду придется отрастить в животе особый орган, чтобы удерживать все внутри. Но глубоко в его черном желудке невысказанные слова будут все разрастаться, отравляя организм вредоносными метастазами.

Это я виноват, что Оливер там оказался. Я. Я.

Годы спустя бесчисленные вечера с мистером Авалоном смешаются воедино. Его глаза – темные, дикие. Оглушительный стрекот цикад. Комок в горле. Далекий рев поезда в пустынной ночи. Больше всего стыдно было Ребекке, когда мистер Авалон не гасил яркий свет. Какой хрупкой, веснушчатой девочкой видел ее мистер Авалон и какими их с мистером Авалоном увидел бы любой посторонний? Мысль эта раздирала Ребекку на части. Она ощущала, что меняет форму, словно существо из преданий, о котором рассказывал Оливер. Она превращалась в чудовище, насекомое, жабу – и однажды, словно это могло сработать как в сказке, она нашла Оливера у футбольного стадиона и позволила ему себя поцеловать. Но как в сказке не получилось, во всяком случае, не для нее. К своему ужасу, она увидела в просветлевшем лице Оливера, что для него получилось именно так.

Стоял октябрь. Все близилось к апогею. Театральный кружок мистера Авалона отрепетировал песни почти до идеала. Они заказали себе традиционные мексиканские костюмы, и даже белые члены кружка разгуливали в них по школьным коридорам, вызывая замешательство и насмешки и с латиноамериканской, и с белой стороны. С Ребеккой никто, даже ее товарищи по кружку, почти не разговаривал.

Эктор не оставил их в покое, как просил мистер Авалон. Пару раз она замечала Эктора на школьной парковке: тот молча наблюдал, как они садятся в машину мистера Авалона. Однажды утром прямо перед началом занятий Эктор зажал ее в углу возле заднего входа в школу.

– Просто спой мне. Хочу послушать, как звучит этот якобы чудесный голос, – сказал Эктор, обдавая ее щеки горячим дыханием. Ребекка смотрела, как в школу заходят ученики, видела их любопытные взгляды.

– Пожалуйста, оставь меня в покое, – ответила она, как велел ей мистер Авалон. Но хоть этот парень и пугал ее, Ребекка была так одинока со своей тайной, что чуть было не спросила: «Что он с тобой сделал?»

Что она делала с мистером Авалоном – на диване, на кровати в спальне, в сарае на полу, на заднем сиденье «кадиллака» – совершенно сбило в ней все настройки. Ее тело само решало, что делать; иногда, возвращаясь домой от мистера Авалона, ее руки инстинктивно тянулись к маленькому ножу и всаживали его в бедро. Ее желудок начинало пучить в самый неожиданный момент, и так резко, что она боялась, что в следующий раз не успеет добежать от кабинета литературы до туалета.

Уроки литературы, бедный Оливер. По утрам она часто обнаруживала его в кабинете, где он сидел, делая вид, что вовсе и не ждал ее. Иногда она замечала, что Оливер подглядывает в стеклянное оконце двери, за которой они репетировали. Уже несколько недель она не разговаривала с ним. Она не хотела ранить его еще сильнее. По правде говоря, она почти не думала об этом мальчике. Но потом однажды он сделал нечто удивительное: поднял руку и прочитал перед всеми свое стихотворение. Это стихотворение Оливер создал из их бесед, из звезд, из ее молчания. Стихотворение показалось Ребекке прекрасным, и тем ужаснее было оттого, какая пропасть пролегала между девочкой в воображении Оливера и той, кем она стала. Ей хотелось только исчезнуть, чтобы никто на нее не обращал внимания. Она провела дома три дня, мечтая, чтобы все закончилось, но потом мама все узнала и заставила ее пойти в школу. Она пыталась придумать, как сказать Оливеру, чтобы он оставил ее в покое. Разумеется, он не понимал. Она чувствовала, что носит свой секрет на своем теле, но теперь заново ощутила, как она одинока с этим секретом.

А может быть, и не совсем одинока. Эктор снова пришел, всего один раз. Она была у мистера Авалона. Они сидели на диванчике и смотрели один из фильмов с Ширли Темпл, которые учитель настойчиво рекомендовал Ребекке. На этот раз в дверь не стучали. Эктор вошел в гостиную самолично, пошатываясь на нетвердых ногах.