Лю Чжэньюнь - Дети стадной эпохи

Все зааплодировали. Чжао Пинфань, смешавшись с толпой, никак не проявлял своих личных отношений с Ли Аньбаном и аплодировал вместе со всеми. В то же время Ли Аньбан, указывая на Чжао Пинфаня, сказал:

— Если кого и следует благодарить, так это директора Чжао, именно он инициатор данного проекта, и если бы не его финансовая поддержка, то откуда бы в нашем горном районе появилась школа «Надежда»?

Тут же все стали благодарить Чжао Пинфаня. В ответ Чжао Пинфань замахал руками и принялся отнекиваться:

— Мое участие не стоит упоминания, это все благо даря хорошему руководству губернатора Ли.

Все снова зааплодировали. После этого руководители расселись по машинам и направились вглубь гор. Они ехали еще два часа, пока не добрались до границы уезда, где уже собралось местное начальство. Ли Аньбан вышел из машины, со всеми поздоровался за руку, после чего все расселись по машинам и продолжили путь в горы. Спустя еще два часа они наконец добрались до горной деревушки. В центре деревни на ровной площадке их взорам предстало новехонькое здание школы «Надежда». Ее главный вход через красную стену, украшенную зеленой черепицей, походил на вход в монастырь. Расположенные внутри двора пять учебных домиков были сверху донизу отделаны камнем и выглядели как с картинки. Стену, окружавшую двор, украшали разноцветные флаги. На флагштоке, установленном у входа в школу, развевалось новое полотнище государственного флага. Едва Ли Аньбан вышел из машины, как всю школу изнутри и снаружи сотрясли звуки гонгов и барабанов. Деревенские жители, нарядившиеся в самую лучшую одежду, выстроились по обе стороны дороги и хлопали в ладоши. Несколько сотен деревенских ребят в одинаковой школьной форме заполнили всю площадь. Небольшая группа из семи-восьмилетних девчонок и мальчишек обступила Ли Аньбана и других руководителей, чтобы повязать им красные пионерские галстуки, после чего те направились в сторону трибун. Среди грохота гонгов и барабанов Ли Аньбан притянул к себе Чжао Пинфаня и тихонько шепнул: «Похоже, непостижимые вещи все-таки существуют».

Чжао Пинфань понял намек Ли Аньбана и, взяв за кончик свой красный галстук, показал им в сторону разноцветных флагов на стене и красного входа с зеленой черепицей.

— Все-таки в словах Ицзуна есть здравый смысл, нашим миром и правда правят цвета.

— Но не могло же сразу несколько событий так совпасть? — удивляясь, спросил Ли Аньбан.

— Даже если они и совпали, то это устроил кто-то свыше, — ответил Чжао Пинфань.

В оглушавшем их шуме Ли Аньбан снова тихонько спросил:

— Знаешь, почему я сегодня приехал в этот горный район?

— В преддверии отъезда руководителю жаль расставаться с провинцией, к которой он привязался всей душой, — предположил Чжао Пинфань.

Ли Аньбан кивнул и ответил:

— Отчасти это так, но кроме того, у меня имеется личный интерес.

— И какой же? — удивился Чжао Пинфань.

— Если Ицзун прав, я должен отблагодарить ту девушку по имени Сун Цайся, она как раз из горного района, — ответил Ли Аньбан и тихо добавил: — Все-таки она отдала мне свою девственность.

Чжао Пинфань на мгновение замер, после чего поднял вверх большой палец и произнес:

— Если из-за одной девушки руководитель вспомнил о горных жителях, это говорит о его глубокой любви и преданности. Если это так, то я сделаю пожертвования еще на две школы «Надежда» в горных районах.

Ли Аньбан крепко пожал Чжао Пинфаню руку и тихо спросил:

— А все-таки, что именно Ицзун посоветовал тебе сделать, чтобы отвести беду, когда твой бизнес помешал «первому лицу»?

Чжао Пинфань, выдержав паузу, сказал:

— Вообще-то я обещал Ицзуну, что сохраню это в тайне, но раз уж руководитель снова интересуется, я, так и быть, скажу. Он посоветовал разрезать себя на две половины.

— Это как? — удивился Ли Аньбан.

— Я отдал «первому лицу» ровно половину всех моих акций на сумму более десяти миллиардов.

— Неужели этот человек настолько безжалостен? — поразился Ли Аньбан.

Чжао Пинфань кивнул.

— Съедает и даже косточек не выплевывает.

Ли Аньбан снова крепко пожал ему руку. Под звуки гонгов и барабанов руководители поднялись на трибуну. Секретарь горкома попросил Ли Аньбана открыть вывеску с названием школы и произнести речь. Ли Аньбан так и поступил. Сначала он сказал о необходимости строительства подобных школ, после чего объявил, что Чжао Пинфань собирается сделать очередные пожертвования и построить в горных районах еще две школы «Надежда», поэтому он попросит всех поблагодарить Чжао Пинфаня. Чжао Пинфань скромно замахал рукой, вокруг раздались горячие аплодисменты.

На следующее утро Ли Аньбан в сопровождении своего секретаря сел в самолет и отправился в другую провинцию, чтобы занять новый пост.

Прошел один год.

Когда обвалился Третий мост на реке Цайхунхэ, Ян Кайто гулял в деревне на свадьбе у племянника. Ян Кайто родился в этом уезде, поэтому здесь жило много его родственников и друзей. Однако их свадебные или траурные церемонии, как правило, обходились без его участия. Не потому, что Ян Кайто отличался черствостью, а потому, что с его родственниками и друзьями невозможно было иметь дел. Ян Кайто занимал пост начальника уездного дорожного управления и отвечал за строительство мостов и дорог. Родственники и друзья Ян Кайто полагали, что все эти мосты и дороги принадлежали его семье лично. Как говорится, человек не будет есть собственноручно выращенного хряка, но не отдавать же лакомый кусок совсем посторонним людям? Поэтому, встречаясь с Ян Кайто, родственники и друзья тотчас просили какой-нибудь объект для себя. Нельзя сказать, что Ян Кайто никак не заботился о своих близких. Пять лет назад он решил проложить асфальтированную дорогу от одной деревни до другой протяженностью в три ли и стоимостью в пятьсот тысяч юаней. Стоимость объектов, которыми заправлял Ян Кайто, обычно составляла несколько сотен миллионов, так что объект стоимостью в пятьсот тысяч был сравним разве что с волосинкой на теле быка. Поэтому Ян Кайто отдал эту «волосинку» в качестве подряда семье одного из своих племянников. Уже через месяц дорога была заасфальтирована и, гладенькая, блестела всем на загляденье. Однако спустя три месяца на ней то в одном, то в другом месте стали появляться рытвины и ухабы. В дождливую погоду машины раскатали их до такой степени, что дорога стала хуже, чем прежде, и теперь водители постоянно поминали Ян Кайто недобрым словом. Когда Ян Кайто спросил отца племянника, то есть своего старшего двоюродного брата, сколько денег было потрачено на строительство, тот без обиняков признался: «Двести тысяч».