Ирвин Уэлш - Эйсид-хаус [сборник litres]

– Сынок, не забудь только, что малышка Карен заняла твою старую комнату. Теперь будешь спать здесь, на диване.

Добро пожаловать домой: выселен из своей комнаты ради какого-то кретинского отродья. Я рванул в город. Мальчишник начался довольно мирно. Ронни успел в говно убраться транками. Было весело, но ничего особенного не происходило, пока мы не встретили Люсию и пару ее приятелей, севших нам на хвост. Она напилась и вдрызг разругалась с Денизом насчет того, кто должен отсасывать у Ронни.

Мы зашли в несколько пабов, последовала пара глупых споров и началась драка. Я схлестнулся с Пенманом, донимавшим меня весь вечер. Меня держал Большой Элли Монкриф, пока Пенман плясал поодаль в боксерской стойке, резко жестикулируя и сдавленно выкрикивая:

– Ну выйдем, выйдем же… на улицу… думаешь, ты крутой… чувак думает, что он крутой… так выйдем на улицу, разберемся…

Большой Монкриф сказал, что терпеть не может, когда друзья дерутся, особенно в такой знаменательный день. Дениз сказал, что мы должны поцеловаться и помириться. Целоваться мы не стали, но крепко обнялись и помирились. Мы закатили по таблетке экстази и на весь оставшийся вечер присосались друг к другу, как улитки к скале. Я никогда не чувствовал такой близости с кем-то, ну, с другим мужчиной, как тогда с Пенманом. То, что называется «любовники-без-ебли». И наоборот, я редко чувствовал себя так неловко и натянуто, как когда мы встретились с компанией Тины в «Цитрусе». Там была Олли. Бывшие любовники обычно находят такие встречи напряжными; слишком много Эго, слишком мало Ид. Когда вы уже столько раз занимались еблей, трудно говорить о погоде.

Олли теперь называла себя Ливви. Она прошла через Период Личного Роста и уже вполне напоминала своих друзей, желая походить на тех, на кого хотели быть похожими они. По ее словам, сейчас она занималась живописью. Мне же показалось, что на самом деле она только пьет и болтает. Олли спросила, чем занимаюсь я, а услышав ответ, снисходительно протянула: «Все тот же старый Брайан», как будто я был неисправимым пережитком весьма проблемного и напряжного прошлого, которое она оставила позади, кем-то, кого можно только пожалеть.

Затем она с презрением покачала головой, хотя на этот раз не я был ее мишенью.

– Я пыталась объяснить Тине, что она совершает глупость. Она слишком молода, а Ронни… Ну, как я могу его обсуждать, я ведь его совсем не знаю. Никогда не видела его трезвым, никогда с ним не говорила. Ему что, нравится так жить?

Я задумался и наконец ответил:

– Просто Ронни всегда любил тихую спокойную жизнь.

Она начала говорить что-то, затем осеклась, извинилась и отошла. Она хорошо выглядела, как только может выглядеть человек, с которым ты раньше был близок. Впрочем, я был рад, что она ушла. Люди, проходящие через Период Личного Роста, обычно совсем невыносимы. Настоящий рост происходит мелкими шажками, постепенно. Ненавижу этих новообращенных мудаков, которые пытаются выдумать себя с нуля и сжечь свое прошлое. Я вернулся к нашей компании и долго обнимал Пенмана. Я вжался в его плечо, а когда поймал злобный взгляд Рокси, впервые за долгое время подумал о Слепаке.

Легко представляю, как мальчишник продолжается и всю следующую неделю. Все это время я буду пьян и обкурен, и наша пьянка без сучка и задоринки перетечет в свадьбу. Интересно, подумаю ли я вообще о том, чтобы вернуться в Лондон, к моему тамошнему жилью, долгам и паршивой работе.

На следующий день после мальчишника, сидя в баре «Медоу» с КУРСом и Сидни, я столкнулся с Тедом Малькольмом, чуваком из парка. Он стал уговаривать меня записаться в кандидаты на место сезонного паркового служащего.

– Ты же был в парке на хорошем счету, понимаешь? – сообщил он.

Ну и лажа; именно таким доверительным тоном тебе вешают лапшу на уши люди, связанные с муниципалитетом. Культура гражданской коррупции и грязных инсинуаций просачивается от говнюков на высшем уровне до нижних эшелонов служащих; сталинизм с лицом любимой жены, вплоть до головного платка.

– Посмотрим, – сказал я уклончиво.

– Ты всегда нравился Гарленду, – кивнул он.

Да, несмотря ни на что, я, может, Гарленду и позвоню. Лондон по ощущениям стал напоминать Эдинбург перед тем, как я отсюда уехал. Гливис, Мэй, даже Даррен, Эврил, Клифф, Сандра и Джерард – они все составили набор ожиданий, удавкой затягивающийся вокруг меня. Можно оставаться свободным какое-то время, но потом цепи начинают сковывать тебя по рукам и ногам. Выход в том, чтобы продолжать движение.

Поднять и растормошить Ронни, чтобы приготовить его к церкви, было настоящим кошмаром. Абсолютным чудовищным кошмаром. Его мать помогла мне одеть его. Его состояние как будто совершенно ее не заботило.

– Должно быть, прошлый вечер выдался бурным, да? Ну, женишься-то лишь раз…

Меня подмывало сказать: «Я бы на это не рассчитывал», но я придержал язык. Мы запихнули Ронни в машину и повезли в церковь.

– Согласен ли ты, Рональд Диксон, взять Мартину Девенни в свои законные жены и в горе и радости, богатстве и бедности, любить ее и оберегать, пока вы оба будете живы?

Ронни был обдолбан транками, но все же смог кивнуть этому мудаку-священнику. Впрочем, кивком гаденыш не удовлетворился и пристально уставился на Ронни, пытаясь добиться более позитивной реакции. Я грубо подтолкнул молодожена локтем.

– Норм, – удалось пробормотать ему. На большее его не хватило.

Священник досадливо поморщился, но ответ принял.

– Согласна ли ты, Мартина Девенни, взять Рональда Диксона в свои законные мужья и в горе и радости, богатстве и бедности, любить его и оберегать, пока вы оба будете живы?

Тина выглядела настороженной, как будто до нее наконец дошло, в какое серьезное дерьмо вляпалась. И все же неохотно выдавила:

– Согласна.

Как бы то ни было, их должным образом объявили кататоником и женой.

Мы отправились на банкет в отель «Кэпитал», и Ронни задремал во время моей речи. Это не была особенно вдохновенная речь, но она едва ли заслуживала такой ответной реакции.

В зале я обосновался у барной стойки с Рэйми Эрли и Спадом Мерфи, двумя космическими ковбоями высочайшего уровня.

– Разрисовали все ирисами, козлы, – заключил Рэйми, оглядывая бар.

– Ты прямо читаешь мои мысли, Рэйми, – улыбнулся я, затем повернулся к Спаду. – По-прежнему на чистяке после геры, мой друг?

– Ну да… пока есть чистая гера, я на чистяке, просекаешь, корешок?

– Да, я тоже. Я тут немного перегнул палку на прошлой неделе, но не хочу сесть на иглу, понимаешь? Я имею в виду, как же все-таки хреново потом, да?

– А как же, в привыкании никакого веселья, типа, своего рода полноценный рабочий день, корешок, врубись. И как-то отвлекает внимание от того, что происходит вокруг.