Кирилл Рябов - Пёс

У Никиты открылся рот.

— Правда?

Митин снял трубку телефона. Для вида.

— Ладно, слушайте. Там такое дело. Он должен был съехать из квартиры нашей семьи. Но сейчас упёрся. И требует отступные. Хотя мы давно обо всем договорились. Кто-то его науськал, какая-то подлюга.

— А он прописан там?

— Да, но мы договорились, что он выпишется, — сказал Никита.

— И?

— А он теперь деньги за это требует, скотобаза.

Митин покивал.

— Так в чём он не прав? Смотрите, какая ситуация. Вы со своим родственником договорились, что он свалит из квартиры, где прописан. Просто так. Вы, конечно, довольны. Доволен ли он? Не думаю. Он решает, что ситуация складывается не совсем справедливо, даже говённо. Правильно? Он вполне разумно требует отступные. Причём сумма далеко не космическая. Смех, а не деньги. А иначе он останется в квартире. На законных основаниях, кстати. Вам это не нравится. Но жизнь так устроена, всегда кому-то что-то не нравится. В такой ситуации, как ваша, у меня для вас только один совет.

— Какой? — спросил Никита.

— Договориться с родственником.

— А заявление?

— А про заявление забудьте, — сказал Митин. — Это ваши фантазии. Никто у вас не примет заявление. Потому что вы клоп.

— Кто?!

— Наглый, жадный клоп и кровосос. Без стыда и совести. Хотите своей жопой усидеть на двух стульях, и чтобы полиция вам в этом помогла?

— Нет, — сказал Никита. — Всё не так. Просто мы с ним договорились. Он сказал, что съедет. Теперь он говорит, чтобы я ему башлял. Это же беспредел.

— Прощайте, — сказал Митин.

— Как это?

— Дверь у вас за спиной.

— Но…

— Знаете, что такое гильотина?

— Нет.

— Ай, ладно, не важно. Просто идите вон отсюда и решайте свои семейные проблемы сами.

Никита продолжал сидеть и таращиться на Митина. Тот достал из ящика стола небольшой чёрный шокер. Нажал на кнопку. Шокер затрещал, выстрелив маленькой синей молнией.

— Это ускоритель, — сказал Митин. — Могу помочь.

Никита выскочил из кабинета, спустился в дежурную часть.

— Я хочу подать заявление.

— Двенадцатый кабинет, — ответил рыжий лейтенант. — А, это вы? Там нет никого, что ли?

— Есть. Но заявление не принимают.

Рыжий лейтенант достал откуда-то снизу пластиковую чашечку с чаем и немного отпил.

— Ну. Тогда. Боюсь. Что…

Он замолчал. Немного подумал и сказал:

— Очистите помещение. Очистите. Вы оглохли?

Митин тем временем написал Бобровскому эсэмэску: «Мои условия те же, что и раньше». Почти сразу его смартфон заиграл песню «Белый лебедь на пруду». Но это был не Бобровский.

— Слушаю, — сказал Митин. — Здравствуйте, Таня.

Бобровский зашёл в квартиру. С кухни раздавались голоса. Он снял ботинки. Голова уже не кружилась. Но чувствовал себя Бобровский неважно. Его тошнило. Тело было слабым и вялым. Никита куда-то пропал. Бобровский решил, что подождёт до вечера и сам ему позвонит. Пришло странное эсэмэс от Митина. Но отвечать ему Бобровский не стал.

Он выглянул на кухню. Игорь и Виталий сидели за столом и ели из пластиковых контейнеров лапшу быстрого приготовления.

— Где Никита? — спросил Бобровский.

— Убежал куда-то, — ответил Игорь. — Говорит, вы нас выгонять станете. Станете?

Виталий перестал жевать и шмыгнул носом.

— Пока нет, — сказал Бобровский.

— Мы холодильник отключили, — сказал Игорь. — Но там ничего нет. Только чашка с какой-то жижей.

— Чага, наверно? — спросил Виталий. — Батяня мой онкологию чагой лечил.

— Вылечил?

— Ну нет, конечно. Ты чего? Это же бред.

— А я читал, помогает.

Бобровский открыл холодильник, забрал чашку и ушёл в комнату. Плесени стало больше. Холодильник последние несколько месяцев плохо морозил. Продукты всё время были мокрые, быстро портились. Настя говорила, что надо купить новый холодильник. Бобровский отвечал, что дешевле вызвать мастера. Так ничего и не сделали.

В комнату зашёл Никита. Вид у него был потрёпанный и несчастный. Волосня на голове разметалась.

— Предлагаю переговоры, — сказал Никита. — Парни работают?

— У них обед.

— Хорошо. Я тебе предлагаю пятьдесят тысяч.

Бобровский молчал.

— Ну что? Согласен? Согласен же? Двадцать пять даю сразу. И двадцать пять после выписки.

— Если ты будешь торговаться, я задеру до пятисот, — ответил Бобровский.

— Стой. Я сейчас вернусь.

Никита вышел в коридор. Потоптался там и закрылся в туалете. Бобровский поднёс к губам чашку, тем местом, где остался след от помады, и медленно выпил чай. «За тебя, дорогая», — подумал он. Во рту стало кисло.

Никита сидел на краешке унитаза и разговаривал по телефону.

— Мама, просто переведи мне сейчас хотя бы двести, а лучше триста, и я от него отделаюсь. Отдам, и пусть валит отсюда. Сразу же. Забудем о нём, как о пожаре.

— Каком ещё пожаре? — спросила Лариса Ивановна.

— Не знаю. Просто выражение.

— Господи, как я устала от всего!

— Послушай, мамуля, этот клещ, этот таракан, он не идёт на уступки. Я предложил ему сто. И двести. Он просит пятьсот. Точка.

— Бедная наша семья, столько горя свалилось! Сынок.

— Да, мама?

— Может, ещё раз в милицию попробовать?

— Менты не хотят ничего делать. И если подумать, они тут ничего сделать не смогут. Если только им забашлять.

— Так, может, лучше им заплатить?

— Но не факт, что они не кинут. И потом, сто лет пройдёт.

— Значит, платить этому мерзавцу?

— Выхода нет, похоже, — вздохнул Никита.

— Погоди, отец что-то хочет сказать.

В трубке раздался голос Валерия Кузьмича:

— Сынок, морду ему набей!

— Ой, папа, если бы это помогло как-то, я бы его порвал на тряпки. Дай маму.

— Никит, только пусть он сразу же уходит, — сказала Лариса Ивановна. — Немедленно. Даже вещи ему не отдавай. В чем есть, в том пусть и идёт.

— Нам ещё надо в паспортный стол. Заявление писать.

— Но его точно выпишут?

— Конечно. Даже адрес есть — куда. Я нашёл.

— Что за адрес? Ты жильё, что ли, нашёл этому гнусному сморчку?

— Да это какая-то халупа в области, там наверняка уже куча таджиков прописана, — сказал Никита. — Просто адрес.

— Ладно. Мне надо подумать. Сколько, ты говоришь, надо перевести?

— Хотя бы триста. Прямо мне на карту. А я ему переведу. Но лучше бы пятьсот. Я, мама, совсем на мели. А ещё ремонт же.

Мама взвыла.

— Чёрт, да лучше бы его в Чечне убили, прости господи! Такие траты на эту тварь, пса подзаборного!

— Ты номер моей карты помнишь? — спросил осторожно Никита.

— Записано где-то в тетрадке. Сейчас. Хорошо. Сейчас. Пусть подавится.

Никита нажал отбой, сунул телефон в карман и смыл воду в унитазе, хотя в этом не было необходимости. Потом он вернулся в комнату. Бобровский полулежал на диване с закрытыми глазами. И, кажется, не дышал. У Никиты заколотилось сердце. Он тронул зятя за плечо. Потом потряс. Бобровский открыл глаза.