Эдуард Овечкин - Акулы из стали. Ноябрь

– Так быстро не успеем, надо же номера всем выдать! – сомневалась комиссия.

– У нас у всех экипажей номера выданы на постоянной основе. Ну что мы, в детском саду, что ли? Мы же на зачет, каждые полгода, скажи, Егоров? Видите, коллега ваш, спортсмен, подтверждает!

– Ну, не знаем, давайте вот ту, первая к нам которая стоит, например.

– Первая к нам? Это двести вторая, там сокращенный экипаж, тридцать человек. Не тот масштаб. Что вы, из Москвы прилетели – и не ощутите всей нашей мощи?

– Ну-у-у… вторую тогда.

– Это семнадцатая. Прием-передача на ней проходит. Согласно руководящих документов запрещено задействовать в посторонних мероприятиях. Разве что вы настаиваете и под свою ответственность…

– Хорошо, третья.

– Это тринадцатая, она…

– Ну хорошо, хорошо. Давайте какую можно.

– А вот, последняя отсюда стоит. Двадцатка. Краса и гордость, так сказать, на зависть супостатам. Очень рекомендую!

– Давайте ее.

– Дежурный! Дежурный, позвоните на двадцатую, поздравьте их с тем, что именно на их долю выпала высокая честь не уронить спортивное знамя дивизии! Через пятнадцать минут построение у СРБ [12] СРБ – служба радиационной безопасности. на кросс!

А капитан Егоров-то нам уже и номера вчера выдал и посоветовал, чтоб выспались и не волновались, подумаешь – кросс. Да дурак ты, капитан, изумился командир, только от кросса мы еще и не волновались, ну, нашел тут кого успокаивать, иди уже, не ссы, все нормально будет, вот увидишь – дяденьки подводники меньших братьев своих в беде не бросют.

И когда дежурный по дивизии позвонил ошарашить нас радостным известием, то мы уже все в ботинках и кремовых рубашках по пароходу ходили, номера носили в карманах пока. А про рубашки, когда командир объявил такое свое решение, никто даже и не удивился. Оспаде, да хоть в трусах, если папа так решил. Спорили только – долго надевать ли галстуки, потому что галстук же это красиво. Но нет, решил командир, подумают, что издеваемся, погон для красоты им достаточно будет выше крыши.

– Сто восемьдесят пятый, Овечкин.

– А сто восемьдесят четвертый где?

– Уволился же в позапрошлом году. Борисыч, ну ты как первый раз замужем!

– Ты где ходишь, морда киповская? Зайди-ка в каютку к дяде трюмному, быстренько!

– Слушай, тебе точно комиссоваться пора, Борисыч!

– Чего это?

– Ну если ты звонишь на «Молибден», я беру трубку, а ты спрашиваешь меня, где я хожу, то это же уже деменция, нет?

– Так, накажу. Бегом ко мне – ждем тебя с Андрюхой!

Сидят вдвоем в каюте – на столе луковица порезанная крупными ломтями, горстка соли и три по полстакана.

– Механик приказал перед кроссом. Хотели без тебя твою половину располовинить, но Андрюха вон слабину дал, жалко его, говорит, нам-то весело бежать будет, а ему как?

– Видал, как я об тебя забочусь? – загордился Андрюха.

– До слез, брат, до слез.

Хлопнули. Зажевали луком, утерли слезы и потянулись наверх, на построение.

Капитан Егоров с двумя секундомерами на шее и пачкой ведомостей в руках бегал вокруг стартового стола с горящими глазами – работать по предназначению, что может быть лучше!

– Подходим по одному, записываем номера в ведомости! Строгий контроль и учет!

– Как там Москва у вас? Стоит? – уточняли у капитана Егорова подводники.

– Да вы заебали! Я ваш флагманский специалист! Я тут с вами служу! Чего у тебя номер вверх ногами висит? Ну это не смешно. Ну товарищи, прошу серьезнее отнестись к проверке!

– Товарищ командир, ну как вы в рубашках-то… Правда, я думал шутите, – шептал он командиру, пока остальные строились парадной колонной.

– Какие могут быть шутки, товарищ мускул! Мы суровые морские витязи, а не артисты эстрады! Так, отойдите, мне надо с механиком пошептаться. Слушай, а чего это от твоих пахнет… э… свежестью?

– Механизмы без заправки не работают! – Механик засучивал рукава у рубашки, видно, половиной стакана не обошелся.

– Ну вы же смотрите… того!

– Товарищ командир, мы только этим и будем заниматься, слово вот вам мое, держите! Исключительно смотреть, чтобы того!

– На старт! – поднял Егоров оба своих секундомера.

– Э, а пистолет-то у тебя где? – спросил старпом.

– Какой пистолет? – удивился Егоров.

– Ну стартовый, чтоб как у взрослых все.

– Да побежали уже, холодно стоять-то, – выручил Егорова замполит.

– На старт!

– Ты командовал же уже «на старт», зачем дублировать команды?

– Товарищ капитан второго ранга!

– Все, молчу, молчу!

– На старт!

– Третий раз… Ну нет, что он творит, вы видели?

– Внимание! Марш!

В ногу бежать не получилось – снега было до хера. Не в буквальном смысле этого слова, а просто много. Но бежали красиво, высоко задирая колени и с ровными спинами: впереди командир, за ним два старпома и замполит, потом знаменная группа (без знамени), а потом, строго по ранжиру, и все остальные.

Первый проверяющий (стоял на середине половины маршрута у поворота в дивизию) видно было, что растерялся: строй бежит же, и вон целый капитан первого ранга во главе его, и строго смотрит. Что делать-то? Надо приветствовать строй или как? Ну так-то надо, все при погонах же. Отдал честь. Из строя его в ответ похвалили.

Второй проверяющий в конце половины маршрута (у штаба дивизии) удивился тоже и непонятно чему: тому, что все бегут дружным строем и в рубашках, или тому, что из окна штаба высунулся его (штаба) начальник и кричит:

– Товарищ командир, раз вы все равно здесь, заскочите ко мне на минутку, буквально!

– Так я же на кроссе, товарищ начальник штаба! Мне еще полтора километра в обратную сторону пилить!

– Ой, да на секундочку всего. Вы же на Олимпиаду не собираетесь? Нет? Ну вот и замечательно, а то боевая подготовка это вам не кроссы бегать! Она не ждет!

– Ладно, перекур! – объявил командир строю.

– Прошу разрешения выполнить приказание старшего начальника! – обратился он на ходу к проверяющему в звании целого майора.

– Огонька не найдется? – обратился к этому же ошалевшему майору бэушный старпом.

– Нет, не курю.

– Спортсмен, что ли?

– Так точно.

– Везет, а мы вот, видишь, слабы характерами!

Строй дружно задымил.

Третий проверяющий должен был стоять с капитаном Егоровым на старте, но ой, да отдайте вы ему свой секундомер, у него две руки – он с двумя секундомерами справится легко, а мы с вами в музей, пока минута свободная есть, я вам лодочку эбонитовую погладить дам, резины кусок с обшивки подарю – вся Москва завидовать будет, ни у кого там такого куска не будет, а у вас – будет; да конечно же ему можно доверять, я же вон, целый контр-адмирал и вовсю ему доверяю, кремень, а не спортсмен, я вам говорю; так и сяк его совратить пытались, а он – ни в какую, блюдет, так сказать, высокое звание советского спорта; и все по-честному у него, вот бесит, но сам, не поверите – и на перекладине, и кросс вот, такой он строгий у нас, как Дзержинский, только от спорта…