Шандор Ласло-Бенчик - В тугом узле

Мы стояли у него за спиной и тряслись от неудержимого хохота.

— Крепкая пощечина, батя, крепкая! Вот над чем мы ржем. Ты мастерски нанес удар этим треклятым воротам!

— А что? Эта небольшая авантюра им нипочем! Вот так-то.

— Не о том речь, шеф. Ты вот что нам скажи: что будет с пятью препарированными установками? Они что, так и останутся тут на базе?

— Разве я не по-венгерски говорю? В полдень их увезут на грузовую станцию.

— Ага, в полдень. Тогда меня одно интересует: что, в ходе нашей работы ящики сами по себе уменьшатся? Или, может быть, ворота сами по себе приподнимутся? Каково твое мнение на этот счет, бригадир?

Тут уже Канижаи расхохотался:

— Значит, вы так думаете, мои золотые?

— Да, так, шеф.

— Что я — идиот?

— Прости, пожалуйста, батя, но этого никто не сказал.

— Но подумали, Богар!

— Мы просто подумали, что и ящики — те же самые, и ворота — те же. Вот тут нас и разобрал смех.

— Только одно вы забыли: что днем эти ящики увезут отсюда уже те, кому положено этим заниматься, а не мы, дружок.

— Надо понимать так, что это уже их беда, если они расшибут себе лоб об арку.

— Ничего-то вы не знаете и не понимаете. Слушай меня внимательно, мальчик. Я никогда не обременяю начальство докладом о всяких там пустяковых проблемах или препятствиях. И оно уже начинает к этому привыкать, считает это вполне естественным. Так как же мне довести это до их сознания? А так, что пусть теперь кто-то другой поломает голову над темой, а как же мне отсюда выбраться с этими ящиками? Как выбраться? Ну, тут в голове соответствующего начальника вспыхнет огонек: мол, погодите, но у этого Канижаи никаких же проблем не возникло, дескать, как быть, что делать, мол, решите этот вопрос как-то централизованно. Он просто превосходно сумел проникнуть и через эти низкие ворота. Решил эту проблему и проник… Так что вот, дружок, тут нужна такая тактика, иначе не видать удачи. Заключат тебя в общую шкатулку, и там ты быстро покроешься плесенью.

Картину батя нарисовал предельно ясную, и теперь уже мы продолжали смеяться все вместе. Впрочем, над чем, я и сам не знаю. Потом мы забрались на грузовик и, как только отъехали от ворот, перестали и смеяться.

Папаши Таймела не было с нами. Правда, мы забыли его позвать, и он, наверное, и сам не заметил, как остался один на один с ящиками. Но он не стал терять времени и рьяно принялся выдергивать гвозди. Канительное занятие, но пусть старик займется этим — ему же все равно. А мы ловко изображали, что что-то делаем, хотя сами ждали, пока он закончит. Как только ящики были открыты, мы набросились на сверкающие красивые аппараты. Даже Канижаи одел фартук и приступил к разборке первого агрегата. За ним — Виола; со следующим занялся Яни Шейем, потом — я и с пятым — Миша Рагашич. Старик Таймел должен был принимать из наших рук размонтированные части агрегатов и складывать их отдельно. Таймела никогда не обижало, что его обычно исключали из серьезной работы и сводили его роль до подсобного рабочего; это не мешало ему считать себя таким же профессионалом, как любой из нас.

Как по мановению волшебной палочки, все мы сразу затихли. Иногда лишь кожух звякнет, загремят стальные пластины, да послышится бряканье гаечных ключей и пассатижей, скрипнет какой-нибудь болт или винт, зашелестит обмотка. Иногда вдруг зазвенит змеевик от случайного прикосновения ключа. За спиной у себя я слышал шумное дыхание Миши, словно он мне дышал в шею, а передо мной посвистывал Яни Шейем, тихо, себе под нос.

Все мы оказались в равном положении, предоставленными сами себе. Отвратительное начало ночи как-то отодвинулось, да и жар недавних стычек остыл. И я уже тоже больше не думал ни об оставленном дома очаге, о докучливом брюзжании Орши, о хныканье маленького Тера, ни о треклятой гидре своих забот; и в голове у меня, часто обуреваемой сомнениями, пляшущими в ней, как чертенята, какой-то безумный танец, сейчас существовала только система труб, только винты, муфты, опорные устройства, группы клапанов, приборы. Внезапно это стало для меня самым важным на свете: я должен также чисто освободить полость клапана, как оперирующий хирург. Мои мысли были сосредоточены лишь на том, чтобы ровно настолько ослабить крепление, чтобы аккуратно извлечь регуляторы потока, подводные трубки, сигнализаторы, не нарушив при этом всей арматуры.

Вот уже три-четыре года, как мы выпускаем агрегаты этого типа, правда, небольшими сериями и эпизодически. Помню, какое всеобщее недоброжелательное отношение было к ним поначалу в бригаде. Они требовали много мелкой и точной работы, а нормы на нее устанавливались очень скупыми. Агрегаты приходилось компоновать из многих составных частей, и сам агрегат в конечном итоге состоял из нескольких элементов. В этом еще не было бы ничего особенного, но, поскольку заказы на них поступали редко, возни и беготни с ними было соответственно больше. Всегда чего-то не хватало, а то, что было под рукой, зачастую не годилось. Из десяти деталей три, как правило, приходилось нам самим либо ремонтировать, либо восполнять. Либо пускаться на поиски таковых.

Канижаи отложил в сторону трубные клещи и, пройдясь по нашему ряду, посмотрел, кто чем занят, что успел, не обнаружился ли где какой непорядок. Потом довольно хмыкнул. Остановился позади меня. Я повернулся и подмигнул, ему: мол, спокойствие, батя, все в порядке, скоро закончу. Он потер подбородок и пустился в мудрствование:

— Заметь себе, Богар, что не только у человека или, допустим, у животного есть душа, но и у каждой машины, у каждого механизма. У них есть какая-то своя внутренняя сущность. Уловил, о чем я говорю?

— Уловил. На повестке дня святая троица Канижаи: ты — Отец, а я — Сын…

— Я о душе говорю.

— А душа в данный момент не функционирует, потому как разобрана.

— Шутишь, Богар. Все вы такие, нынешняя молодежь. А жаль. Для вас нет ничего святого. Отдаешь вам свое сердце и впустую…

— Напишите каменные скрижали и передадите нам.

— А скажи, Богар, тебя вообще интересует что-нибудь серьезное, выходящее за рамки обычных будней? Что-нибудь иное, нежели жизнь сегодняшним днем?

— Интересует, батя. Например, твои проповеди. Они меня делают по-настоящему счастливым.

— Нет, ты — безнадежный случай. Не понимаешь существа.

— Тебя что-нибудь, наверное, очень огорчает, раз ты так отводишь душу с нами.

— Ну ладно, дружочек, не будем насиловать то, что не идет… Когда закончишь с этими, возьми мой агрегат — у меня осталось только клапаны извлечь.

— О’кей, шеф, будет сделано.

— А потом демонтируй на всех агрегатах таблички с надписями — мы получим другие этикетки.

— Так они же заклепаны, батя.

— Ну и что, ты уже не можешь сорвать заклепку?