Шандор Ласло-Бенчик - В тугом узле

Выяснилось, что стоить прибор будет сравнительно недорого.

А речь шла о гидравлическом органе. Под давлением различных столбиков воды регистры органа должны были издавать звуки разной тональности и продолжительности. В приборе, действие которого основано на гидравлическом эффекте и на законах пневматики, действительно как в зеркале отражалось то, чем занимался наш завод.

Но, разумеется, орган — лишь макет, в нем будет тридцать шесть труб-регистров. Конструкция довольно проста, в высоту метр восемьдесят, в ширину метр двадцать.

Энекеш, хорошо знакомый с «Авророй» по шорокшарскому участку, вспомнил о нас, позвонил Канижаи, а тот предложил ему мою кандидатуру.

Инженерик начал с того, что разложил передо мной чертежи.

— Мне они знакомы, господин инженер!

— Да?!

— Ну, конечно, не совсем эти. Похоже на гидравлическую систему в Аквинкуме [8].

— Правильно, свой орган я и стал конструировать, взяв ее за основу. Вы слышали, как она звучит?

— Да. И был на лекции об этой штуке.

— Значит, беретесь смастерить мою модель?

— Господин инженер, если две тысячи лет тому назад люди смогли соорудить нечто подобное, если римляне сумели сделать копию, а венгерские мастера реконструировать, отчего же нам с вами не попробовать?

— Учтите, я отнюдь не копировал тот гидравлис. Принцип тот же, но решение учитывает возможности современной науки и техники. В приборе надо использовать детали, с которыми мы работаем каждый день. Но сделаны они должны быть более тщательно и точно. Что касается труб-регистров органа, то их придется изготовлять особо, дело это сложное.

— Я в детстве страсть как свистки любил. Готов был хоть день-деньской играть с разными свистульками из ивы, тростника. Поначалу мне отец их выстругивал, потом сам научился. Была у меня свирель из бузины и двойной свисток из ивы.

— Трубы-регистры придется делать из меди.

— А я думал, из олова.

— Медь ярче блестит.

— Но у олова звучание мягче.

— Возможно, вы правы. Но большое начальство хочет побольше блеска.

— И все же, господин инженер, лучше добиться красивого звучания, хочется, чтобы музыка звучала по-настоящему здорово.

— Он и так будет отлично звучать. Вот посмотрите-ка, — с этими словами Энекеш достал из портфеля пять медных трубочек. — Дома схалтурил. Приблизительно так должны выглядеть регистры.

И он подул по очереди в каждую из них. Трубочки издавали чистые, мелодичные звуки.

— А кто будет играть на этом органе, господин Энекеш?

— Не кто, а что. Вода.

— Не понимаю.

— Я сконструировал миниатюрную систему управления с реле. Оно будет автоматически открывать и закрывать клапаны на регистрах органа. Но он сможет действовать и по механическому принципу. Вот чертежи. Этот с программным управлением, а этот механического привода.

— Принцип шарманки.

— Да. Идею подсказала шарманка. Вращается диск или валик, на котором есть различные штырики, благодаря им поочередно закрываются и открываются клапаны на регистре. Звучит музыка. Валик в шарманке надо вращать рукой, в органе это будет делать вода. Как в водяных мельницах. Так мы воздух заставим работать с помощью воды. Вот и выходит, что в одном приборе мы демонстрируем профиль работы нашего родного завода — и гидравлические, и пневматические установки.

— Поздравляю вас, господин инженер, с удачным замыслом. Машинка получится что надо. Техник открывает кран, и тут же играет музыка.

Новая неожиданная работа доставила мне радостное волнение, но обстоятельно, до деталей все продумав, я почувствовал некоторую робость. Я ведь привык к более крупным и грубым деталям и блокам, к более прочному материалу, к знакомым решениям. Гидравлический орган — штука хитрая. Решение остроумное, но главное здесь — точность.

Однако отступать было поздно.

Меня вовсе не утешило известие, что для выполнения этой работы мне дадут двух отменных помощников: пожилого столяра — мастера своего дела, который должен будет делать футляр и остов органа, и токаря-универсала. Токарь был молодым парнем, а столяр — стариканом. Он сразу же заявил: дескать, нечего тут примеривать, прикидывать, надо начинать с самого начала, и дело пойдет, изготовим хитроумную машинку. Токарь же возвестил, что свою работу сделает и что он, мол, хоть из швейной иголки может сварганить ведущую ось. Однако, что они там ни делай, без меня им орган не собрать. Я — конечная инстанция.

И я сказал, что начнем работать завтра, а пока мне нужно все досконально обмозговать, в каком порядке собирать чертову конструкцию.

Коллеги отправились восвояси… Я остался один, один наедине со своими заботами и тревогами, и мне было очень плохо, страшно, одиноко. Эх, черт побери, был бы рядом наш батя, можно было бы к нему подойти и сказать: «Ну, дорогой батя, не соблаговолите ли взглянуть, я думаю делать вот так и так. Каркас, распорки, регистры органа…»

Я направился к Переньи и сообщил, какие детали и какой материал мне нужны, он все без слов выписал, но велел, чтобы я зарегистрировал у инженера Энекеша их использование в изготовке гидрооргана.

Оттуда я пошел в столярную мастерскую, где мы вместе со стариком нарезали несколько дюжин дощечек и палочек. Затем я приступил к исследованию заводской свалки. Я усердно рылся там, пока не набрал разных железок, пластмассовых трубок, кусков олова, меди, жести, разных деревяшек, картонок. Я собрался сделать макет нашего гидрооргана. А делая макет, я смекну, что к чему, с чего начинать, чем заканчивать.

Я принес все обнаруженные сокровища в специально отведенный закуток и принялся работать. Проработал час и прервался. Пошел спросить у Яни Шейема, не приходил ли батя, не знают ли они о нем что-нибудь. Ребятам ничего не было известно. Батя пропал. Я поинтересовался о нем у Переньи, тот сухо сообщил: «Канижаи улаживает официальные дела». И все, больше он ничего не захотел сказать.

Я вернулся к макету и постепенно из палочек, жестянок сложил схему, потом стал делать каркас будущего гидрооргана. Так я постепенно намечал дорогу.

Когда прогудел гудок на обед, я нарезал трубки. Подгонял одну к другой с помощью пробок разного диаметра. Словом, как бы играл в конструктор, в котором все можно собрать и разобрать.

В столовой я сел за столик рядом с Марци Сючем. За соседним столиком сидели трое инженеров из управления: двое мужчин и одна женщина. Краем уха я услышал, что они говорят о Канижаи.

— Не хотела бы я сейчас оказаться на его месте, — заметила женщина. — А вообще-то мне жаль его.

— Sic transit gloria mundi, — провозгласил пожилой мужчина.

— Дядюшка Шани, мне на нервы действуют ваши латинские пословицы.

— Я просто говорю: так проходит земная слава.