Шандор Ласло-Бенчик - В тугом узле

Откровенно говоря, я даже завидовал бате, его условиям жизни.

Теперь же я подходил к знакомому дому, охваченный дурным предчувствием.

Мы позвонили, но никто не вышел открыть калитку.

— Черт подери, кажется, нам не повезло, — растерянно заметил я, посмотрев на старика Фако.

— Обождем.

— Обождать-то мы можем, но что толку? Сколько придется ждать?

— Не волнуйся, малыш, они скоро вернутся.

— Дома меня ждет жена…

Но приехав в Уйпешт, я не хотел возвращаться не солоно хлебавши. Мы принялись ждать. Стало смеркаться. Мы перебрались иа другую сторону дороги и устроились на каменном фундаменте забора. Едва мы успели выкурить по сигарете, как улицу осветили автомобильные фары. У ворот дома Канижаи затормозили. Послышалось хлопанье дверок, голоса, смех. Мы увидели, как на тротуар выбрались Рыжий Лис, Канижаи и Илона. Точнее говоря, Рыжий Лис и Илона помогли выбраться из машины основательно подвыпившему Канижаи. Батя был сильно навеселе, он едва удерживался на ногах и при этом пытался петь:

— «Эту песню не задушишь, не убьешь…» — пропев эти слова, Канижаи прислонился к «жигуленку». — Ни за что не убьешь…

— Ну, Янош, основное мы с тобой уладили, — пробасил Рыжий Лис. Он-то был абсолютно трезв и переминался с ноги на ногу с видом человека, выполнившего свой долг. — Итак, семейный мир и покой восстановлены.

— Миру — мир. Ура!

— Тебе надо отдохнуть, Янош. Видно, и ты стал сдавать, ветеран.

— Стареющего игрока надо заменить. У него дыхалка отказывает, и он не выдержит игры в дополнительное время.

— День тяжелый выдался, я тоже еле на ногах держусь. Хорошо бы поскорей домой.

— С поля старого нападающего, он выдохся, долой, марш на скамейку запасных… — бормотал Канижаи, жалко тряся головой. Внезапно он довольно сильно хлопнул по плечу Ишпански. — Ты, Дюла, парень что надо, а я уже нет, сломался. В этом и вся разница, дорогой мой начальничек! Я уже не отвечаю духу времени.

— Самое главное, чтобы ты отдохнул, подлечился, нервы успокоил.

— Янош, бедняжка, в последнее время и ест-то кое-как, даже отказывается иной раз, — пожаловалась Илона. — Он очень устал, видно, поэтому у него и нервы напрочь расшатались.

— Вы должны получше ухаживать за этим замечательным человеком, дорогая Илона, — важно проговорил Ишпански.

Вдруг Канижаи, словно передумав, попытался снова усесться в машину:

— Сейчас же поехали обратно!

— Обратно? Об этом и речи быть не может.

— Товарищ начальник, очень прошу вас, потому что самое важное не улажено.

— Ничего не осталось. Все уже сделано.

— А бригада? Что я им скажу?

— За них ты не бойся, Янош. Они и без тебя крепко стоят на ногах.

— Я нутром чую, бригада разваливается. Они на своих собственных ногах не удержатся.

— Успокойся, мы будем уделять им внимание. А ты пока занимайся собой, Янош. Завод в тебе нуждается. Но прежде ты должен отдохнуть. Мы же договорились.

— Так точно, договорились.

— Давай лапу!

С этими словами Рыжий Лис влез в свои «Жигули» и умчался. А Илона с довольным видом подхватила своего муженька под руку и поволокла в дом, как паук, затянувший в паутину очередную муху.

Нас они не заметили.

— Выходит, разговор придется отложить, — проговорил я, обращаясь к старику.

— Выходит, придется.

— Ты понял что-нибудь из всего этого, Лазар?

— Кажись, нашего бригадира на время отправили на отдых.

— Ты так думаешь?

— Отозвали с линии фронта и направили в резерв.

— Ты так считаешь?

— Уверен.

— А хорошо ли это?

— Со временем выяснится.

— Ну, как же теперь быть?

— Никак. Посмотрим, что нам завтра скажут.

А сказали нам немного.

Мастер Переньи предупредил: во время утреннего перерыва мы должны собраться в его канцелярии, потому что он, мол, собирается сделать нам официальное сообщение. Честно говоря, ничего хорошего от этого сообщения мы не ждали. И предчувствия нас не обманули. Мы ведь рассказали остальным все, что видели и слышали накануне у дома Канижаи.

Каждый из нас грустил по-своему. Я занялся гидроорганом. У меня была возможность отвлечься от мрачных мыслей. Вскоре я позвонил инженеру Энекешу и сказал ему, что он уже может взглянуть на свое детище, даже пощупать его. Энекеш только засмеялся в ответ, решив, что я его разыгрываю. Но любопытство все-таки пересилило, и вскоре он явился собственной персоной и очень обрадовался, увидев готовую модель. Все ходил вокруг, радостно причмокивая, потом пустился в рассуждения, что к чему. Я прервал его, объяснив, что сделал модель не для развлечения, а чтобы уяснить технологию изготовления гидрооргана. Теперь мы могли проверять свою работу, собирая отдельные узлы будущего сооружения.

Старик столяр и молодой токарь по достоинству оценили мой макет: мне даже не потребовалось проводить производственное совещание, каждый из них сразу же определил, что́ ему предстоит делать.

Я тоже уже без сомнений приступил к работе над основными блоками и цоколем, на котором должен был покоиться гидроорган.

Я даже представить не мог, что человека может охватить такое нетерпение. Но мы не могли позволить себе торопиться, действовать надо было по принципу: семь раз отмерь, один — отрежь. К тому же приходилось каждую деталь изготавливать очень тщательно, тут уже не схалтуришь. И работать мы должны были в тесном взаимодействии, тут каждому дудеть в свою дуду было нельзя. Мы были одновременно и мастерами, и подмастерьями друг у друга, нам теперь приходилось чуть ли не дышать синхронно. А проблем у нас хватало. К тому же старик столяр был слегка ленив и весьма бурно возмущался, если мы осмеливались его критиковать. Что касается паренька-токаря, то он, наоборот, был слишком самонадеян и болтлив. К тому же очень не любил, чтобы ему указывали. Все время напоминал, дескать, он не дурак и сам знает, как ему делать ту или иную деталь. Я же осторожничал, старался идти проторенным путем, доверял только апробированным материалам. Я знал, металл в самые неподходящие моменты ломается, дерево же чрезмерно гнется. По многу раз я прикидывал, примеривался и только после этого ставил на место деталь или узел. Так нам еще никогда не приходилось вкалывать. Здесь ничего нельзя было делать на авось, все приходилось принимать в расчет. Каждый из нас старался блеснуть, показать, на что он способен.

Добрых полтора месяца мучились мы над созданием отдельных небольших деталей и маленьких узлов, прежде чем я осмелился перейти к сборке. Тут к нам зачастил инженер Энекеш. На седьмой неделе наших мытарств с гидроорганом он привел пожилого господина, который за два дня настроил регистры будущего чудо-инструмента.

После этого наступили еще более горячие денечки. Теперь каждый блок и узел приходилось дрессировать, словно какого-то зверя. Мы постоянно держали серьезный экзамен по своей профессии перед самими собой — самой строгой и въедливой экзаменационной комиссией.