Алекс Гарридо - Книга Дока [litres]

– Конечно, – откликнулся Док, приложив ладонь к груди. Сердце билось, как обычно. Разве могло быть иначе? Но он знал: было.

– Я здесь играла в детстве.

– Одна?

– Конечно. С таким лицом – ни одна мамочка не подпустила бы ко мне свое дитятко.

– Я думал, это краска, грим.

– Нет.

Док понял, что дальше спрашивать не нужно, и не стал, просто кивнул. Через минуту лодка стукнулась в край мостков. Приехали. Два десятка шагов по тропинке – и, согнувшись, они вошли внутрь пирамиды. Там было темно как в склепе, но Калавера протянула руку и точным движением взяла с полочки над дверью коробок спичек. При вспышке, ударившей резкой серной волной, Док увидел в глубине что-то вроде черного алтаря, уставленного свечами. Здесь были тонкие и толстые, прямые и витые, круглые и квадратные – всех видов, все белые, как кости, те самые, которые имеют в виду, когда пишут, что кости белеют. Калавера зажигала свечи одну за другой, и они расцветали желтыми и оранжевыми лепестками. В середине, между свечей, Док увидел нечто, в мелькающих тенях показавшееся сначала хрустальным шаром, горящим отраженными и преломленными лучами. Но когда Калавера отступила от алтаря, Док увидел, что это не шар. Да, это был большой, с два его кулака, округлый хрустальный… предмет. Ямы пустых глазниц обрамлял затейливый орнамент, захватывая впалые щеки; и зубы, весьма натуралистично выточенные, сверкали в застывшем оскале.

Док почувствовал, как накатывает приступ хохота. Еще не хватало – нервически рассыпаться в смеховой истерике. Слишком много всего, слишком нелепо и нарочито. Девушка с жуткой татуировкой на всё лицо, пирамида ацтеков из крашеных досок, черный алтарь и череп – хрустальный череп богини смерти! О, дух Индианы Джонса, храни меня от чего-нибудь – от чего там еще имеет смысл меня хранить?

Пара аккуратных вдохов и медленных выдохов – и волна смеха отступила. Приглядевшись в разгорающемся свете, Док обнаружил, что перед ним вовсе не алтарь. Просто письменный стол, старый поцарапанный письменный стол с выдвижными ящиками, покрытый прямоугольным куском стекла. Оно всё было залито потеками воска, но в промежутках можно было разглядеть цветные пятна и, кажется, какие-то лица, руки. Фотографии, понял Док, или вырезки из журналов. Ничего необычного. Да и череп, если смотреть непредвзято, не напоминал загадочные артефакты Мезоамерики. Всего лишь шкатулка – вон, сквозь насечку узора проступают расплывчатые силуэты катушки, пестрой подушечки для иголок. Окружающая обстановка меньше всего напоминает храм. Скорее, это комната девочки-подростка. Слева от стола, как будто подпирая наклонную стену, – зеленый диван с горкой вышитых подушек и парой клетчатых пледов, аккуратно сложенных на спинке. У противоположной стены – простой деревянный стеллаж, забитый коробками. Выдыхай, Док. Никакой мистики. Отец построил для любимой дочки шалаш, «штаб», и здесь она играла в одиночестве, когда была маленькая, а после, должно быть, предавалась девчачьим и девичьим мечтам, читала, ворожила, как все они, как все они.

Калавера, должно быть, наблюдала за ним – и что-то разглядела, какую-то едва приметную смену выражений на его лице, потому что заговорила точно тогда, когда он совсем успокоился и расслабился.

– Здесь можешь снять перчатку и всё остальное. Как бы он ни выглядел и чем бы ни казался, – это мой дом, мой храм. Здесь моя сила. Пока горят свечи и свет играет в черепе, никакие спутники не найдут твой чип. Что ж вас заклеймили, как…

– Это не мой чип, – отрезал Док. – Это его.

– Да, точно не твой, – согласилась Калавера. – Раз ты говоришь: «я сам на это подписался». Ты любишь это говорить.

– На это я не подписывался. На чипы – точно нет.

– А если бы было нужно?

Док промолчал.

– У них наверняка было хорошее объяснение, – как могла, утешила Калавера. – Что-нибудь такое: «чтобы мы всегда могли прийти тебе на помощь, парень». И потом, знаешь, мир к этому идет: пометить всех, следить за всеми. Ради их собственной безопасности. Кому как не секретным службам быть на переднем крае прогресса в этой области?

– Я на это не подписывался, – спокойно повторил Док. – Я не знаю, как было бы, если бы нас на это подписывали. Но нас не подписывали – и я не подписывался. А сослагательное наклонение – это несущественно.

– Брось, Док. Ты уже сколько времени живешь в сослагательном наклонении. То так, то эдак. Если бы то, если бы это… А если вот так еще… Только и прыгаешь из одного варианта «если бы» в другой.

– Но в каждом отдельном – имеет значение только то, что есть в нем. И вот факт: там нас на это не подписывали. И я не подписывался. А здесь – здесь по-другому.

Он потрогал кончиками пальцев еле заметную «ниточку» – тонкий рубец у запястья.

– Надо же, хорошо заполировали. Как же Рей в это влип?

– Не рассказал?

Док отрицательно качнул головой и вдруг зевнул – длинно, громко.

Калавера наклонилась над сумкой и выставила на край стола, на свободное от свечей место, термос, пластмассовый контейнер, еще какие-то свертки.

– Сэндвичи, кофе, омлет. Всё для тебя. И поспи, Док, нам еще отсюда выбираться. А мне пора. Вернусь к вечеру.

– Куда ты?

– На работу, конечно. Там, снаружи, уже утро.

– Ты работаешь? – удивился Док. – Где, кем?

– Я – модель, Док. Просто бомба в этом сезоне. Работы много. Но сегодня будет последняя съемка, а потом мы отсюда уйдем. Ешь и спи.

– А ты?

– Вот правда, Док, за меня не беспокойся.

– Я не знаю, что о тебе думать. Как всё это понимать. Мне очень некомфортно, когда я не понимаю, что происходит.

– Разве ты еще не привык?

– Как сказать…

– Ладно, давай так. Сейчас мне правда пора, а вечером хватит времени поговорить. Ты потерпишь до вечера?

– Если я буду знать, что вечером ты объяснишь, кто ты или… что… В общем, я просто до вечера отодвину свое непонимание, и оно меня не будет беспокоить.

– Хороший навык.

– Да уж.

Она улыбнулась перечеркнутым множеством кривых штрихов ртом и нырнула в низкий проход наружу.

Док налил кофе в крышку термоса и принялся за еду. Он был зверски голоден – интересно, когда Рей сегодня ел? Может быть, только завтракал, а потом все было… как было. И теперь – одной своей частью он, конечно, верил, что здесь такое особое пространство, вне остального мира, и спутники не засекут предательский чип. Но другая его часть отказывалась верить в этот вздор, так же, как в сказки о зомбировании, лучах смерти, торсионных полях, нанопередатчиках на нуль-волнах. Одной рукой управляясь с сэндвичами и омлетом, он выдвинул верхний ящик стола. Оттуда, с картонной обложки, с жестокой прямотой невинности на него смотрела Калавера. То есть не сама она, а та кукла, какой он ее считал вначале – то есть, если разобраться, ровно до сегодняшней ночи. Как он мог забыть? И как она могла быть девушкой – высокой, почти с него ростом, с повадкой и статью танцовщицы, с длинными густыми волосами и прямым суровым взглядом? Настоящей девушкой, не во сне, не в бреду. Стоп, сказал себе Док. Откуда ты знаешь, что это не сон и не бред? Рей ответил: если и бред, то мой. Давай, разбирайся, что тут творится. Док протянул руку и вынул книжку из ящика стола.