Джоан Рамос - Ферма [litres]

– Будь осторожна, Мали, – предупреждает Джейн.

В груди она ощущает покалывание, а это значит, что скоро придется сцеживать молоко для Виктора. Госпожа Ю купила самый лучший молокоотсос, так что это не займет много времени. К тому же Джейн, сцеживаясь, может гладить белье и не сидеть сложа руки.

– Мама, смотри! – кричит Амалия.

Порыв ветра приподнял ее юбку, и та вздымается вокруг нее, словно ярко-розовый цветок.

– Какая прелесть, Мали, – говорит Джейн, и что-то берет ее за душу.

Она думает об Ате, о ее грубовато-нежных руках, гладивших Джейн по голове, когда та болела, об очках для чтения, которые балансировали на самом кончике носа, когда Ата учила ее жить, и о том, как бесцеремонно она велела Джейн перестать плакать, потому что можно обойтись и без Билли. Ата поможет.

Джейн жалеет, что ее нет здесь. На этом солнце, на этой траве, рядом с этим большим белым домом, наблюдающей за Амалией. Она поняла бы, что теперь все будет по-другому.

– МАМА!

– Что, Мали? – спрашивает Джейн, чувствуя боль и радость одновременно при виде бегущей дочери.

– Мама, подтолкни меня! – кричит Амалия, взбираясь на качели и сбрасывая шляпу.

Джейн качает головой и поднимает шляпу с травы, прежде чем собака успевает снова ее схватить. Амалия должна лучше заботиться о своих вещах. Джейн уже собирается сказать это, когда ее дочь снова кричит:

– Быстрей, мама! Быстрей!

Джейн встает позади дочери. Теперь она может толкнуть сильней, Виктор больше не мешает, обе руки свободны.

– Как тебя качать, Мали? Сильно или не очень?

– Изо всех сил! – кричит Амалия. – Как можно выше!

«Ферма» – художественное произведение. Ее сюжет – плод авторской фантазии, но также во многих отношениях соответствует истине: он вдохновлен людьми, которых я знала, и историями, которыми они со мной поделились.

Я родилась на Филиппинах. Когда мне было шесть лет, мои родители, братья, сестры и я переехали на юго-восток Висконсина. Во многих отношениях сердце Америки полностью отличалось от мира, который мы покинули. И все же, поскольку родственники отца эмигрировали в Висконсин раньше нас, а также благодаря дружной филиппинской общине, которая уже образовалась в этом районе, я выросла в двух мирах: в нашем старом, сохранившемся в виде шумных собраний по выходным, на которых было очень много еды и во время которых мы встречались с филиппинскими родственниками и друзьями, а также в нашем новом, где моя младшая сестра и я были двумя из всего четверых азиатских детей во всей начальной школе.

После окончания школы я отправилась на восток, чтобы поступить в Принстонский университет. Там мне открылся новый мир, и не только в интеллектуальном отношении. Принстон стал первым местом, где я столкнулась с огромным неравенством – как имущественным и классовым, так и касающимся опыта и возможностей.

Несколько лет спустя – после службы в финансовой сфере, а затем перехода в журналистику – я решила бросить работу, чтобы проводить больше времени с моими маленькими детьми. Именно тогда я поняла, что единственными филиппинцами, которых я знала на Манхэттене, где жила со своей семьей, являлись те, кто трудился у моих друзей – няни, домработницы, уборщицы. В конце концов мой муж и я через некоторое время тоже наняли замечательную филиппинскую няню.

Возможно, потому, что я с Филиппин, а также разговорчива, любознательна и общительна по природе, мне удалось подружиться со многими из филиппинских нянь, с которыми меня сводила судьба, а также с другими уроженками Азии, Южной Америки и Карибских островов. Я слушала их рассказы – о неверных мужьях и суровых начальниках, об общежитиях в Квинсе, где койки снимают на полдня, чтобы сэкономить деньги, и о том, как сбережения переправляются в самые отдаленные уголки мира, чтобы поддержать детей, родителей или племянников, оставшихся дома. Я видела ежедневные жертвы, на которые эти женщины шли в надежде на что-то лучшее – для своих детей, если не для себя, – и огромные препятствия, стоявшие на их пути.

Пропасть между их возможностями и моими огромна. Я часто задаюсь вопросом, можно ли сегодня ликвидировать эту пропасть в нашем обществе. И несмотря на то, что мне бесчисленное количество раз говорили, будто я воплощение американской мечты, я знаю: эта пропасть имеет такое же отношение к удаче и случайности, как и к моим заслугам.

Во многих отношениях мой роман является кульминацией непрерывного диалога, который я вела сама с собой на протяжении последних двадцати пяти лет – об удаче и заслуженном воздаянии, об ассимиляции и непохожести, о классах, семье и самопожертвовании. Я написала его не для того, чтобы найти ответы, потому что их у меня нет. Вместо этого книга предназначена для изучения – мной и, надеюсь, ее читателями – вопросов о том, кто мы, какие надежды лелеем и какими видим тех, кто отличается от нас. Я надеюсь, что «Ферма» послужит окном, которое поможет лучше увидеть других людей.

Когда я начала работать над «Фермой» за несколько месяцев до своего сорок первого дня рождения, я уже два десятилетия не писала прозу. Это не значит, что я брала двадцатилетний творческий отпуск – напротив, я писала и пишу без остановки. Именно так я «перевариваю» мир. Но я избегала писать истории, что любила делать с самого детства.

Поэтому я начала писать «Ферму» с немалым трепетом. К счастью, в моей жизни есть люди, которые подталкивали меня, подбадривали, уговаривали и побуждали двигаться по избранному пути. Я благодарна моим самым первым читательницам, Энни Сундберг, Саре Липпманн и Рейчел Шерман из литературной мастерской «Дитмас», которые поверили в «Ферму» задолго до меня самой. Я в огромном долгу перед друзьями, которые читали черновик за черновиком и вдохновляли меня на протяжении многих лет: перед моей младшей сестрой Джойс Барнс, перед Кортни Поттс, Кристой Пэррис, Марисой Энджелл и особенно перед замечательной писательницей и подругой Хилари Рейл. Ник Снайдер и Кайл Кларк, без вашего отзыва по прочтении готового романа я могла бы до сих пор возиться с книгой. Спасибо, что сообщили о ее готовности к печати.

Мой агент, Дженн Джоэл, поняла «Ферму» и то, что она значит для меня, с самого первого прочтения. Она была и остается ее и моей стойкой поборницей. Мне повезло, что она на моей стороне. В издательстве «Рэндом-хаус» Сьюзен Камил и Клио Серафим, мудрые и проницательные редакторы, взяли рукопись и помогли сделать ее более состоятельной.

Я родилась на Филиппинах, но с шести лет росла в Висконсине. Понимание страны моих предков во всех ее сложностях и, что еще более существенно, важности семьи сформировалось под воздействием сплоченной филиппинской общины в Милуоки и в особенности моих братьев и сестер, родных и двоюродных, с которыми я провела бесчисленные выходные дни моего детства.