Михаил Любимов - Декамерон шпионов. Записки сладострастника

Даша платила англичанину взаимностью и однажды после конспиративной встречи с Бровманом во время прогулки по Тверскому бульвару сообщила:

— Ты знаешь, Крис, меня вызывали… интересовались тобой и просили за тобой присматривать.

— Кто вызывал?

— НКВД, — ответила она.

— Это кто? — заинтересовался Крис.

— Ну, вроде милиции…

— А что они хотят?

— Они считают, что ты… английский шпион, — она вспомнила большую крысу с вытянутым носом.

Тут Барни все понял и удивился.

— И ты поверила?

— Нет. Но что делать?

— Что делать? — он задумался. — А что делать? Да ничего. Рассказывай им все, что хочешь, у меня от них нет секретов.

— А ты никому не говори о нашем разговоре…

Дура дурой, а умная. Больше к этой теме любовники не возвращались. Наступала Пасха, и Даша решила съездить на пару деньков в родимые края, давно она не видала подружек и вообще мечтала развеяться после суматошной столичной жизни. И вдруг ее осенило: а почему бы не пригласить Барни с его шикарным автомобилем? В конце концов, деревня располагалась всего лишь в трехстах километрах, что ему стоит?

«Шевроле», набитый куличами, пасхой, крашеными яйцами и разным дефицитом, сразил наповал всю деревню. Сходили в церковь, а потом в доме подружки Даши, где она поселилась с Крисом, состоялась большая гульба. Захаживали почти все, а председатель сельсовета, решивший, что Барни — чуть ли не член правительства, стелился как мог и даже зарезал по случаю праздника свинью. И все бы сошло с рук, если бы не участник Гражданской войны и секретарь партячейки Григорий Кожемяко, усмотревший в посещении церкви, которую ему не удавалось снести, чуть ли не вызов идеологическим устоям. Одно дело, когда ходит свой неграмотный народ, отравленный опиумом, другое дело — приезжие из столицы, где живет и трудится сам вождь.

О своих сомнениях он осторожно сигнализировал в райком, в результате вся история достигла ушей НКВД, и товарищ Левинский наложил на входящей бумаге резолюцию: «Тов. Бровману. Разобраться и доложить». Еще бы: ведь иностранцам без уведомления соответствующих органов за пределы столицы выезжать возбранялось. Как снег на голову. Нарушение всех правил не только иностранным шпионом, с ним все ясно, но самим агентом НКВД «Дуней». Бровман за всю эту неприглядную историю получил строгача, однако начальство решило использовать нарушение всех норм в будущем, когда разработка достигнет апогея и объект созреет для вербовки.

— Почему вы пригласили его с собою в деревню? — строго спросил Бровман свою агентессу на очередном рандеву.

— На Пасху, — ответила она просто.

— Почему вы мне об этом ничего не сказали?

— О чем?

— О том, что пригласили.

— Я не знала. А что в этом плохого?

— Вы должны мне рассказывать и о плохом, и о хорошем, — говорил Бровман, раздражаясь. Он понимал, что бесполезно разъяснять этой глупой бабе всю опасность выезда иностранцев за пределы Москвы, где много военных объектов. — Как он себя вел? Подозрительно или нет? Фотографировал?

— Ему все очень понравилось, правда, дороги плохие. Иногда фотографировал…

— Мосты, шлюзы, другие объекты?

— Меня в основном и как все за столом пели…

— Ну, а муж ваш что? Как он мирится с этим?

— Он и не знает. Он же живет в другом месте.

— Значит, у вас свободный брак? — добивался Бровман.

— Мы зарегистрированы! — возмутилась Даша, не проститутка ведь!

Иногда Бровману убить ее хотелось…

— Я люблю тебя! — шептал Крис по-русски, и акцент делал эту фразу особенно выразительной. Она чувствовала, что он ее любит, в этом не было никакого сомнения. Как он отличался от мужа Василия! Тот сразу же после соития отключался, превращался в мумию, закуривал сигарету и совершенно забывал о ней, а ее нежность только просыпалась, она прижималась к нему, холодному трупу, а он дымил. С Крисом все проще и лучше, собственно, он видел свое мужское предназначение лишь в том, чтобы ей было хорошо сейчас и всегда, если не навеки. Букет цветов каждый день. Ужин в хорошем ресторане. Посещения выставок и театров. Дорогие ателье. Теперь она ночевала у него почти каждый день, ей нравилось ходить по гостиной в шелковом халате, который он специально выписал для нее из Лондона, сидеть за инкрустированным круглым столиком и пить из высокой хрустальной рюмки ликер, пахнущий орехами, лимонными корочками и еще чем-то незнакомым… как его? куантро!

— Я хочу жениться на тебе! — сказал Крис однажды.

— Но я замужем.

— Так разведись!

Она только улыбнулась, представив реакцию на это не столько мужа, сколько Игоря Бровмана. Впрочем, последний решил не полагаться только на информацию «Дуни», выставил за «Дундуком» плотное наружное наблюдение и обставил его квартиру техникой подслушивания. Никаких оперативных результатов, черт возьми! Один глупый любовный лепет, причем примитивнейший и на ломаном языке. Или молчали и целовались. Ну, хоть бы высказался против советской власти или еще что… Ничего подобного, только болтал односложно, что любит Россию и Дашу. Какую Россию — царскую или советскую? Как любит и что готов сделать ради этой любви? Удивительно, что никаких контактов со своим посольством, словно он умышленно сторонился своих. Неужели он действительно влюблен в эту бабищу? Может, сфотографировать его с ней в постели и предъявить, как компромат? Ерунда! Какой компромат, если этот дурак настолько потерял голову, что сделал предложение замужней… Эврика! Может, взять его с другой стороны: мол, сожительство с замужней чревато для него последствиями в Англии? Ведь Бровман читал в «Правде», что на Альбионе развита слежка супругов друг за другом, все это потом вываливают в суде… М-да, но это только в том случае, если «Дундук» женат… Как ни поверни — все плохо.

Крис уехал в командировку в Ленинград, и Бровман каждый день читал его письма Дарье и ее ответы. «Я люблю тебя всю, без остатка, твои глаза, уши, нос, твой пупочек, твой запах…» — от этого лирического воркования Бровману становилось не по себе, он ерзал на стуле, стыдясь своего возбуждения. Если бы он знал, сколько сил потратил Барни, чтобы раскопать эти слова в англо-русском словаре! Тут под рукой оказалась уборщица Маша, приставшая к нему ночью, благо его сосед по кабинету Привалов не вышел на работу из-за гриппа. О, эти уборщицы!

Левинский торопил с результатами, снимал стружку.

— Что делать, если не за что уцепиться? — оправдывался Игорь перед шефом.

— Достоевский писал: «Если Бога бы не было, его следовало бы выдумать», — заметил начальник отдела.

Намек понят. Бровман с Приваловым начали кроить дело, складывали вместе все шпионские прегрешения: подход к сотруднице НКВД, тайный выезд в деревню и попытки распространять там антисоветскую религиозную пропаганду, в общем вполне достаточно, хотя Левинский сомневался. Ведь отношения СССР с Англией не отличались простотой, после сговора Чемберлена с Гитлером в Мюнхене Сталин играл на два поля, каждый подобный шаг НКВД согласовывался с Наркоматом иностранных дел. А вдруг попытка завербовать «Дундука» выльется в шумный дипломатический скандал? Хотя у НКВД имелась в запасе и сильная карта: если «Дундук» будет рыпаться, пригрозить репрессировать Дашу.