Александр Ступин - Чёртовы свечи

Рыжий большой, не очень разбирающийся в этикете, не стал избито шипеть, пугать, он сразу же напал. Большой и опытный, он моментально подмял под себя сиамца, и не прошло и полминуты, как тот позорно побежал к клёнам. Рыжий гнал его до тех пор, пока тот не залез на дерево и дальше на ветку, куда Большой не полез, а спустившись на землю, оглянулся торжествующе на мусорку, опять скрылся в кустах. «Уф, пронесло», — мурлыкнул под нос Маленький рыжий и успокоился. День обещал быть прекрасным.

А вот сиамцу продолжало не везти… Вначале он подумал, что пронесло. Вцепившись когтями в ветку, кот постепенно успокаивался и смотрел сверху вниз, как бы решая: спрыгнуть или, пятясь, спуститься с дерева. Вот он привстал слегка и напряг передние лапы, задние стал переставлять подальше назад. Ветка была крепка, но развернуться на ней он бы не смог, а вот отползти к стволу было несложно. Шаг за шагом, шаг за шагом, и он был бы уже на земле.

Но здесь ещё были вороны. Те самые вороны, которые обокрали немецкую овчарку, давно наблюдали за котом. Они сидели на ветке дерева, которое было пятым или шестым от того, где застрял кот.

Что им нужно было? Охраняли гнездо? Вряд ли. Кот сидел очень далеко от их гнезда. Но есть же другой повод, ох уж эта сила, злая сила: желание унизить, подчинить себе другого, желание безграничной власти над всем или хотя бы над кем-нибудь одним.

— Кар-кар! — сорвалась со своей ветки одна из ворон, облетела дерево, на котором застрял кот, и села на ветку, к которой он прилип. Ветка даже прогнулась слегка под её весом.

— Ка-юк, ка-юк! Ха-ар-ха-ар, ха-ар, — рассмеялсь большая тёмная птица с длинным мощным клювом. Она боком подошла к сиамцу и огляделась по сторонам: «Все видят?» А потом как долбанёт клювом и отскочила.

Кот прижал уши к голове, но сделать ничего не мог. Прыгнуть вниз — страшно, а отбиваться от вороны нечем.

Безопасно, никакого сопротивления со стороны жертвы. «Ка-юк, ка-юк», — покрутила ворона головой в разные стороны и опять к сиамцу: «Бац, бац!» клювом. А потом опять: «Бац-бац!»

Ворона долбила и долбила его, пока не устала. Оттолкнувшись от ветки, она вернулась на свое место, уступив место подруге. Так они летали по кругу, пока им не надоело. Кот от боли, страха и полной безнадёжности сидел на ветке до ночи. Утром его не стало. Когда слез и куда делся, никто не знал.

Мусорные короли ушли незаметно. Скучно. Здесь интерес, как в казино: игра, ставки, азарт, если игроки есть. К обеду же обычно разлетаются-разбегаются постоянные члены этого клуба, а залётные редки и трусливы.

К тому же провинциальные мусорки, в особенности в призаводских окраинах, всё больше — место для выступлений, кормят здесь плохо и редко. Такое чувство, что владельцы мусора, перед тем как его выносить, сами десять раз в нём покопаются.

Нищета.

«А всё же — весна! Пригревает. Грязь оттаивает и парит на солнце. Вот, неприятно, скользко, грязно, а чудо, и ждёшь этого всю долгую зиму», — думала дворняжка, стоя у дверей местного продмага, опустив хвост и провожая жалобным взглядом выходящих.

— Подайте бездомной, потерявшей кров и пропитание по причине бездушности людей. Хоть что-нибудь, хоть что-нибудь.

Подали наконец…

Ствол яблони у самого низа был вымазан чем-то липким. Первые группы муравьев не поверили своему чутью и влипли. Самые глупые, видя, что кто-то влип, разгонялись и пытались пробежать быстро.

— Если ножки переставлять быстро, то они не успеют прилипнуть. Те кто влип, двигались по-старому, медленно. А мы шустрые и враз преодолеем препятствие; тут долго думать не надо — беги и всё…

Теперь и первые, и вторые, и третьи стояли приклеенные… Да, были и третьи. Такие всегда находятся. Они не поверили первым и вторым, что те прилипли.

— Знаем мы вас, опять обман. Специально встали, дескать, нет прохода, а как только уйдём, сами к листочками поползут. Только ведь мы тоже не дураки. Встанем, постоим да подождём. Не всё же вам получать, делиться надо.

Вот и разделили судьбу первых и вторых. Дураку воля, что умному доля: сам себя губит.

Пополз жук. У него лапы мощнее и длиннее, чем у муравьёв. Шаг, другой, вот уже чистая кора, вот уже, вот уж-же!.. Передние лапки вперёд идти хотят, но задние не дают — прилипли.

— Ну что вы там копаетесь? — кричат им передние. — Опять из-за вас опоздаем!

На месте топчется жук, с боку на бок переваливается, то одну лапу пытается вытянуть, то другую, только ещё глубже в клейкую массу влезает, по самое пузо. Эх, не везёт!

— Ну вот, так и знали. Хоть не ходи с вами никуда. Как же так, у одного тела одна пара ног — умная, а две другие пары — глупые, — возмущаются передние, а сами скребут, скребут кору, да напрасно — крепко жук увяз.

— Кушать хочется уже. А там наверху листики молоденькие так и манят, крутятся на ветру, запахи от них такие приятные, — шевелит жук усиками в расстройстве.

— У нас и силы скоро закончатся без еды, — поддакивают ему передние лапки. — Ну как же так получается: туловище одно, а конечностей три пары. Те, которые к голове ближе, такие сообразительные, а которые к… ну, в общем, к нижней точке, ясно, чем думают. Это же полная дисгармония. Зачем заду ноги? У него же крылья есть.

— И в самом деле, зачем? — соглашается с ними жук, засмотревшись на небо. — Вон бабочка полетела. От цветка к цветку на дереве. Сейчас сядет, потом под листиком появится жёлтенькая кучка зёрнышек, из которых выползут маленькие голодные гусеницы. Сожрут листики сами. А я так и буду на них снизу смотреть. Те наверху — бабочки… Мы — жуки… И чего я не полетел? Сидел бы уже на веточке, листиками похрустывал. И ведь хотел же… Муравьи, понятное дело, им по-другому нельзя. А жук — личность вольная… Зачем мне столько ног при крыльях? Лишний вес, а потом эти постоянные сомнения: то ли лететь, то ли идти? Не было бы ног, я бы и думать перестал. Зачем думать, когда ног нет? Лети себе и лети.

В муравейнике тем временем Большой Совет собрали. Все самые знатные собрались у трона матки-царицы. Решают. Пора уже тлю разводить, лето так коротко в Сибири. Тля даёт питание муравьям — сладкое «молочко» падь. А две яблоньки, на чьих листочках так хорошо паслись коровки тли, неприступны. На их стволах коварный враг создал препятствие — намазал липкую полоску, через которую перейти рабочие муравьи не могут.

— Или не хотят? — возмущается царица, кутаясь в прозрачные крылышки, точно в мантию. — Куда смотрит стража?

— Да, да, — поддакивают ей вельможы-самцы, у которых тоже есть крылышки. — Куда смотрит стража? Неужели мы, дворяне, будем пасти коров-тлю? Что мы, пастушки? Хи-хи-хи… Ваше величество, мы — может, вправду пастушки?

— Успокойтесь, господа. Пасторальный образ жизни вам не грозит… Пока не грозит. Но если мы не сумеем организовать проходы на пастбища, то придётся вам исполнять роль пастушков. Не всё же играть на дудочках и скрипочках в царских палатах. Пора и поработать ради милого отечества. Послужить ему…