Михаил Зуев-Ордынец - По быстрой воде

За камнем Левинским снова сели на переборе. Нач уныло бродит в округ лодки по дну реки. Забавная фигура! Длинные голые ноги, галстук, очки и… перчатки. Перчатки для гребли, а не для шика. Немцы догоняют и перегоняют нас. Но у них свой способ плавания на переборах. Впереди, закатав выше колен брюки, идет «лоцман», и щупает ногами глубину. За ним двигается лодка. Медленно, но верно!

Немцы скрылись за поворотом. Начальник все еще бродит вокруг лодки. Мы сидим в лодке, меланхолично поплевываем за борт. Наконец, начальника осеняет идея:

— Вылезай из лодки! — вдохновенно командует он.

Мы делаем вид, что ничего не понимаем и начинаем усиленно любоваться береговыми пейзажами. Нач свирепеет, вспоминает словечко возницы.

— Вылезай, лодыри!

Приказание явно относится к нам. Один за другим, покряхтывая, разуваемся, засучиваем брюки и лезем в холодную, быструю воду.

Облегченная лодка всплывает и двигается по течению. На глубоком месте мы на ходу прыгаем в нее.

Чусовая делает крутой поворот на северо-запад и мы видим на высоком левом берегу деревню Каменку. Ее описал Мамин-Сибиряк в своем известном очерке чусовского сплава «Бойцы». Отсюда он и начал свое путешествие по Чусовой, спустившись на барках до самой Перми.

У деревни Каменки богатое историческое прошлое.

Во второй половине XVI века, в ответ на налет на их владения сибирского князя Махметкула, Строгановы послали из Чусовских Городков карательную экспедицию вверх по Чусовой. Строгановские казаки и «охочие люди» поднялись по Чусовой на 300 верст. Стойбища манси и хантэ, союзников Махметкула, превращались в пепел, жены и дети их избивались или забирались в плен. В сотый раз берега Чусовой озарились заревом пожаров.

Дальше устья реки Каменки Строгановская экспедиция итти не отважилась, опасаясь «многолюдства татарского и вогульского, и сибирского владения».

Здесь, при устье реки, было заложено селение Каменка, в котором Строгановы поселили своих пахотных и воинских людей.

Селение это, смело выдвинутое в самую глубь уральской и сибирской украйны, сделалось крайним пунктом русской колонизации. А основание Каменки предупредило на несколько лет знаменитый поход Ермака, облегчив ему задачу борьбы с сибирским «салтаном».

Впоследствии, во времена сплава. Каменка была известна, как место вербовки бурлаков. Каменские лихие бурлаки, «камешки», славились по всей Чусовой.

Последние строения Каменки скрылись за поворотом. Подходим к устью реки Грязнухи. Против ее устья большой живописный остров, заросший деревьями. Остров безымянный. Под троекратное «ура» и размахивание флагом называем его островом «Уральского следопыта». Чем не географическое открытие!

Немцы то перегоняют нас, то идут в кильватере, то борт о борт с нами. Мы объясняем им береговые достопримечательности. Помогаем друг другу советами при проходе трудных мест. Река нас сдружила. Решили вместе встать на первый же ночлег.

За островом «Уральского следопыта» вытянулся бесконечный перебор. Нач, уже заученно, командует:

— Аврал! Лодыри, вылезай!

Долго бьемся на ташах. Слезаем с одного — сядем на другой. Острые речные камни режут ноги. Я обращаюсь к Начу с просьбой освободить меня от аврала по болезни.

Раздаются негодующие крики всего экипажа:

— Прогульщик!.. Симулянт!..

Я снова наваливаюсь на корму. Наконец, перекат пройден. И снова мы мчимся по свободной воде, и снова развевается победно наш вымпел.

На ночлег останавливаемся у камня Сокол. В первый день пройдено 18 километров.

Лодки быстро разгружены. Налаживаются палатки. Мы свою расставили, конечно, быстро и благополучно. Даже Кук при всем своем усердии не запутался ни в одной веревке.

Через полчаса дикий берег принял жилой вид. Белеют две палатки. Дымят костры. Снуют люди.

Могучая сосна на берегу превратилась в «шаманское дерево», обвешанное жертвами верующих. На ней висят — ружье, фотоаппарат, брезентовый плащ, чьи-то выстиранные носки, брюки, кепка, ведерко с грибами, в стволе торчат два топора и охотничий нож… Снукки, славный эрдель-террьер начальника экспедиции, бродит от костра к костру, у каждого получая угощение. Сокол звонко отражает многочисленное эхо наших голосов.

Нач полез на Сокол фото-художествовать. Вскоре вернулся оттуда, запыхавшись.

— Тетерки! Целый выводок!

Раф схватил ружье и умчался. Скоро слышим выстрел с вершины Сокола, второй, третий… Славный будет ужин! Раф возвращается и бросает у костра тощего дрозда.

— Не маловато ли для трех выстрелов? — ехидно осведомляюсь я. Раф моментально обижается.

— Поохотиться не на что. Нет никаких тетерок!

Мы вежливо верим. Тощего дрозда решено положить в суп, «для навара».

В этот миг от костра раздается неистовый вопль Кука.

— Ведро течет! Пропал суп!

Бросаемся к месту катастрофы. Действительно маленькое ведерко, полученное в базе ОПТЭ, в котором мы решили по первоначалу варить суп, течет как решето. Хорошо, что мы догадались захватить еще котелок военного образца.

Темнеет. С реки тянет ровным, ласковым вечерним холодком. Лагерь затихает, а с первой звездой и засыпает. Лишь двое немцев, отъехав на ближайшую отмель, плескаются в воде кастрюлей и сковородкой. Пытались мыть золото. Вернее играли в «экзотику», воображая себя джек-лондоновскими персонажами.

Первым просыпается Кук. Просыпается раньше солнца.

— Что-то есть охота. Вахта, вставай завтрак готовить! — И завертывается поуютнее в одеяло. А я сбрасываю одеяло, бужу Рафа, моего парного по кухонной вахте. Оба неистово грозимся:

— Ладно, сготовим! А завтра мы из вас кровь будем пить!

Над рекой висит еще туман. Но немцы уже встали. Пылает их костер. Занимаю у них огня на розжиг и одновременно осведомляюсь о причинах такого раннего подъема. Оказывается, ночью был дождь, а их палатка, полученная в ОПТЭ, течет. Дырявая лодка, дырявое ведерко, дырявая палатка! Не сорганизовать ли из этих экспонатов музей туристского снаряжения имени свердловского ОПТЭ?

За пять минут набрано ведерко ядреных маслят. Закипает грибная похлебка. Бужу Нач и Кука, завтракаем, грузимся, отплываем. Проходим камень Высокий. Он состоит из трех больших групп утесов, поднявшихся над водой на высоту 20–25 метров. На вершине — дремучий сосновый бор. Оттуда тянет вниз смолистым ароматом. Грудь жадно дышит.

За камнем Корчаги раскинулась деревня Трека. Здесь, на деревенских улицах, впервые на Чусовой видим столбы электропроводки.

В лодке у нас идет беспрерывный разговор о червях для рыбной ловли.

Решили нарыть их в Треке, но, увлекшись спором, деревню незаметно проплыли. Снова заспорили, возвращаться или нет? Я рассудил: