Ольга Румбах - Ловля ветра, или Поиск большой любви

В другой вечер он говорил: «Что, опять яичница?.. Не-е-ет, у нас в Союзе не двести тринадцать (он любил статистику) яиц в год приходится на душу населения, а гораздо больше!»

Она молчала. Она сонно жевала яичницу.

Еще он говорил: «К полотенцу надо пришить петельки, тогда удобно будет вешать его на гвоздь…»

А ей с петельками как раз не нравилось. Это как пришитые к старушечьим тапкам резинки.

И борщ без сметаны есть отказывался, потому что, говорил, это и не борщ вовсе, и кашу пшенную, потому что в доме его мамы ее никогда не ели, ну и так далее.

И краситься он просил ее так, чтобы глаза, ну, как бы это сказать… круглые были что ли… «…Как у твоей мамы!..» — ехидно парировала она.

В общем, ругались…

Много позже, проводя зимние месяцы в Гурзуфе со своим вторым мужем, она наблюдала, как февральские шторма обтачивают гравий, день и ночь, день и ночь. Гравий высыпали с огромных грузовиков на береговую линию. И к курортному сезону это уже были круглые окатыши, галька. Так и они с первым мужем притирались. Ссорились по малейшему поводу. «Ну это же такой пустяк, мелочь совсем!» — не выдержав, взрывалась она. «Из мелочей состоит жизнь», — наставительно говорил молодой муж и поедом ел ее, юную неумеху, которая и в самом деле ничего не смыслила в хозяйстве, и ни в какое сравнение не шла с его матерью.

Ей повезло. Второй брак оказался удачным. Муж — великодушный человек — ел все, что ему подавали. Она только через полгода после свадьбы узнала, что больше всего любит он первые блюда. Не любит мясо, но зато очень любит фрукты.

А она-то изощрялась, запекая в духовке, в самых сложных соусах, мясо — к тому времени научилась уже неплохо готовить.

И вот однажды… Мирный вечер. Оторвавшись от телевизора, они с мужем вышли в кухню попить чайку. «Если б ты знал, — с неожиданным раздражением сказала она, — как мне надоели вечные твои огрызки!» — и с гадливостью ткнула пальцем в яблочные огрызки, раскиданные по столу. «Слушай, ну это же такая мелочь!..» — сдержанно возразил муж. «Да, но из мелочей состоит жизнь!» — наставительно сказала она… и вдруг остановилась. Вспомнила эту до боли знакомую фразу из ее юности. Правильную, да, но абсолютно лишенную любви.

Занимаюсь обычным для библиотекаря делом: ввожу книги в электронную базу данных. Дублирую в потрепанный журнал — так все же вернее. Пишу название: «Первые сто лет» и любуюсь какое-то время, думаю, до чего же удачное название. Это ведь архимандрит Иоанн (Крестьянкин) сказал, что, мол, трудно только первые сто лет, детка. Автор очень ловко обыграл эту мысль в названии. Пишу автора, опять любуюсь: «Ольга Румбах» — до чего благозвучно, прямо само на обложку просится. Звучит, как выстрел из двух стволов: Ольга Румбах! Еще и это «бах» в конце…

Видимо, пора признаться читателю, что я и есть эта самая Ольга Румбах и что ввожу в библиотечный фонд свою собственную книгу. Что при этом испытываю, писать не стану, но догадаться нетрудно.

А тут посетитель, точнее, посетительница. Влетает, как вихрь, подвижная, высокая, со спутанными черными волосами. Пальто на ней красное, под стать огненной ее энергии.

— Ой, я так задержала книги, извините, — весело говорит она, но на смуглом ее лице не заметно ни малейшего раскаяния, — а дайте мне что-нибудь такое… легкое, рассказы какие-нибудь… — и живо перегибается через парапет, отделяющий меня, библиотекаря, от посетителей. Кудри ее при этом едва не касаются моего лица, даже запах шампуня чувствуется: — А что это у вас такое нарядное?.. Как называется?.. «Первые сто лет»?..

Книга уже у нее в руках.

— Кто автор? Ой, Ольга Румбах! Это же известная…

— Вы что-то путаете, это совсем не известная… — начинаю было я.

Но она решительно прерывает:

— Нет, это очень известная писательница, я что-то о ней слышала!

Спорить бесполезно, да и кто на моем месте стал бы спорить, ну кто?

Внутренне улыбаясь, заношу книгу в формуляр, и уж будьте уверены, что по лицу у меня, от уха до уха, расползается неописуемое самодовольство.