Мо Янь - Лягушки

Управлял катером хорошо известный нам Цинь Хэ. После «культурной революции» его старший брат вернулся на должность партсекретаря коммуны. Партсекретарю не делало чести то, что его младший брат просит подаяние на рынке, как бы изысканно он это ни делал. Говорят, братья имели разговор по этому поводу, и Цинь Хэ обратился со странной просьбой: устрой меня, мол, на работу в здравцентр коммуны, в гинекологическое отделение.

– Ты же мужчина, с какой стати в гинекологическое?

– Так множество мужчин гинекологами работают.

– Но ты в медицине не разбираешься…

– А зачем мне в ней разбираться?

Вот так он и стал рулевым катера, на котором проводилась работа по планированию рождаемости. Потом он долгое время так и следовал за тетушкой. Когда были рейсы, управлял катером, а когда не было – торчал на нем.

Он по-прежнему ходил с прямым пробором, как молодежь эпохи «четвертого мая» в кино. Даже в летний зной носил тот же синий габардиновый студенческий китель, в кармане по-прежнему две ручки – авторучка и двухцветная шариковая, – только лицо стало темнее, чем в прошлый раз, когда я его видел. Стоя за штурвалом, он медленно подвел катер к берегу, к склонившейся к реке старой иве. Дизель тарахтел уже не так быстро, громкоговорители гремели еще громче, до звона в ушах.

К западу от склонившейся ивы распоряжением коммуны специально для швартовки катера по планированию рождаемости была сооружена временная пристань. В воду забили четыре толстые деревянные сваи, примотали проволокой поперечину и сверху обшили досками. Цинь Хэ закрепил катер чалками у причала и встал на носу. Двигатель умолк, громкоговорители тоже. Стали снова слышны резкие крики паривших над водой чаек.

Первой из каюты показалась тетушка. Катер раскачивался, ее тело тоже. Цинь Хэ протянул руку, чтобы поддержать ее, но она отвела ее и одним прыжком перескочила на пристань. Она уже располнела, но двигалась так же твердо. Лоб у нее был обмотан бинтом, таким белым, что глаза резало.

Второй выскользнула Львенок. Невысокая и пухленькая, с большущей аптечкой за спиной она казалась еще меньше. Хоть и намного моложе тетушки, она двигалась не так ловко. Вот из-за нее Ван Гань и прижимался к ветке с бледным лицом и полными слез глазами.

Третьей показалась Хуан Цюя. Несколько лет я не видел ее, она стала сутулиться, голова вперед, ноги искривились, движения замедленные. Она стояла на палубе и покачивалась, размахивая руками, будто вот-вот упадет. Она, похоже, тоже собиралась сойти на берег, но ноги не позволяли ей сделать окончательного шага с катера на пристань. Цинь Хэ холодно взирал на это, но руки не подавал. Согнувшись в поясе и растопырив руки, как орангутанг, она вцепилась в край пристани. И тут раздался грубый голос тетушки:

– А ты, почтенная Хуан, подожди на катере. – Не оборачиваясь, тетушка продолжала распоряжаться: – Хорошенько присматривайте за ней, чтобы не сбежала.

Было видно, что распоряжения относились к обоим – Цинь Хэ и Хуан Цюя, потому что я увидел, как Цинь Хэ тут же наклонился и посмотрел внутрь каюты. В это время оттуда донеслись женские всхлипывания.

Сойдя на берег, тетушка стремительным шагом направилась по дамбе на восток. Львенок припустила бегом, чтобы угнаться за ней. Я заметил и кровь на забинтованном лбу тетушки, и напряженное лицо, и пронизывающий взгляд, и решительное, если не сказать озлобленное выражение. Ван Гань всего этого, конечно, не видел, его взгляд был устремлен на Львенка. Губы его беспрестанно подрагивали, изо рта вырывались стихотворные строчки. Мне было немного жаль его, но преобладающей эмоцией было то, что тогда оставалось для меня абсолютно необъяснимым: как мужчина, полюбивший женщину, может дойти до такого безумного состояния.

Впоследствии мы узнали, что голову тетушке разбили палкой в деревне Дунфэнцунь. Из этой деревни до Освобождения вышло немало бандитов, и она славилась дерзостью нравов. Разбил тетушке голову человек, у которого уже было три дочки и жена забеременела четвертым. Фамилия его Чжан, имя – Цюань (Кулак), пучеглазый от рождения, он обладал хорошим социальным происхождением и отменной силищей, отчего никто в деревне не хотел с ним даже связываться. В Дунфэнцуне все женщины детородного возраста уже имели по двое детей. Большинство из тех, у кого один был мальчик, уже прошли стерилизацию. Тем, у кого было две девочки, тетушка говорила, что реальные обстоятельства в деревне хорошо продуманы, насильно стерилизация не проводится, но вставлять кольцо нужно обязательно. Родившие третьего, пусть даже и девочку, тоже должны подвергаться обязательной стерилизации. Во всех пятидесяти с лишним деревнях коммуны лишь жена Чжан Цюаня не стерилизована, не носит кольцо и снова забеременела. Тетушка и остальные отправились под ливнем в Дунфэнцунь как раз затем, чтобы доставить жену Чжан Цюаня в здравцентр и осуществить искусственный выкидыш. Когда тетушкин катер был еще в пути, секретарь парткома коммуны Цинь Шань позвонил секретарю партячейки Дунфэнцуня Чжан Цзинья (Золотой зуб) и передал неукоснительное распоряжение мобилизовать все силы и использовать все средства, чтобы доставить жену Чжан Цюаня в коммуну.

Как рассказывала тетушка, этот Чжан Цюань встал в воротах с утыканной колючками дубиной из софоры в руках и никого не пускал: глаза налились кровью, кричит как безумный. Чжан Цзинья и деревенские ополченцы расположились кружком поодаль, но подойти ближе никто не решался. Три девчонки встали в воротах на колени и, словно по заранее выученному, размазывая сопли и слезы, хором плакались:

– Люди добрые, дяденьки и тетеньки, старшие братья и сестры, пожалейте нашу маму, у мамы серьезная ревматическая болезнь сердца – если сделать аборт, она непременно умрет и мы сиротами останемся.

«Да, – признавала тетушка, – этот страдальческий спектакль, придуманный Чжан Цюанем, имел эффект. Многие женщины там расплакались. Многие, конечно, были несогласны. И те, кому поставили кольцо после рождения двух детей, и прошедшие стерилизацию после рождения трех – все возмущались тем, что в семье Чжан Цюаня намечается четвертый. Чашку с водой нужно нести ровно, выразилась при этом тетушка, если в семье Чжан Цюаня родится четвертый ребенок, так эти тетки с меня живой шкуру спустят! Если позволить семье Чжан Цюаня добиться успеха, если не пойдет работа по планированию рождаемости – это будет похлеще, чем „красное знамя спущено“ [62] Часть выражения «спутник взлетел, красное знамя спущено», бытовавшего со времени расхождения позиций КПК и КПСС в 1957 году. . Поэтому я махнула рукой и зашагала в его сторону. Львенок и Хуан Цюя последовали за мной. Львенок еще девчонка, смелая и знающая, преданная мне, рванулась вперед, чтобы принять на себя удары палкой, но я оттащила ее назад. Хуан Цюя, интеллигентка капиталистическая, ее мастерство еще приемлемо, а как дошло дело до смертельной схватки, тут она и размякла.