Джереми Дронфилд - Мальчик, который пошел в Освенцим вслед за отцом

Каждый день русских, подлежащих ликвидации, группами заводили в Коммандо-99, где им говорили, что сейчас состоится медицинский осмотр. Арестанты шли, по одному, через анфиладу кабинетов с медицинским оборудованием, где сидели люди в белых халатах. Им осматривали зубы, прослушивали сердце и легкие, проверяли зрение. Наконец, их приводили в комнату, где на стене была нанесена шкала для измерения роста. За шкалой, на высоте затылка, располагалась незаметная бойница-щель, выходившая в потайной кабинет, где стоял эсэсовец с пистолетом. Когда заключенный прижимался спиной к шкале, тот, кто проводил измерения, стучал по перегородке, и солдат из соседнего кабинета стрелял пленному в затылок [236] Stein, Buchenwald , cc. 121–123. . В здании играла громкая музыка, заглушавшая выстрелы, и, пока вели следующую жертву, кровь предыдущей смывали водой из шланга.

Фриц и Густав, как и все их товарищи, отлично знали, какие «мероприятия» (так эсэсовцы официально называли казни) проводились в старой конюшне [237] Густав использует слово « Justifizierungen », эвфемизм, иногда обозначающий юридические убийства, для которого нет точного эквивалента. . Плотники, перестраивавшие здание, были приятелями Фрица. Русских целыми грузовиками доставляли в лагерь, но они тут же исчезали; все видели закрытый фургон, который циркулировал по склону горы от Коммандо-99 до крематория, оставляя за собой кровавый след. Через некоторое время в фургон поставили зашитый металлическими листами контейнер, чтобы предупредить утечку. Крематорий не справлялся с нагрузкой, и из Веймара пригнали грузовики с мобильными печами; они были припаркованы по краям плаца и сжигали трупы прямо на глазах у остальных заключенных [238] Фриц Кляйнман в Gartner and Kleinmann, Doch der Hund , c. 21n. .

«Тем временем расстрелы продолжаются», – писал Густав.

До какого предела способен человек испытывать ужас? Казалось бы, со временем душа должна закаменеть, затупиться, как изношенный инструмент, или онеметь, как рука или нога. Множественные раны должны оставить на ней шрам, который всегда жестче обычной кожи.

Возможно, с некоторыми так и произошло, но у остальных было по-другому. Не выдерживали даже многие эсэсовцы. Лагерные охранники, которые должны были по очереди расстреливать военнопленных в Коммандо-99, обнаружили, что эта непрерывная планомерная бойня отнюдь не то же самое, что эпизодические убийства, к которым они успели привыкнуть. Многие ею наслаждались: они считали себя солдатами, а казни военнопленных – своим вкладом в борьбу с еврейским большевизмом, но других она сломала, так что они всеми силами избегали назначения в Коммандо-99. Кто-то из охранников падал в обморок, у кого-то начинался нервный срыв; многие опасались, что когда о расстрелах – неизбежно – узнают в Советском Союзе, последуют ответные меры в отношении пленных немецких солдат со стороны НКВД, советского «гестапо» [239] Wachsmann, KL , cc. 270–271. Тот же эффект наблюдался в расстрельных командах Einsatzgruppen на Восточном фронте; расстрелы большого количества жертв с близкого расстояния в течение длительного периода травмировали даже жестоких, безжалостных эсэсовцев (Cesarani, Final Solution , c. 390). Это стало одной из причин перехода к газовым камерам в концентрационных лагерях и принуждению команд заключенных – Sondercommandos – разбираться с жертвами. .

Узники Бухенвальда, являвшиеся свидетелями Акции 14f14, а порой и принимавшие принудительное участие в уборке после казней, тяжело переживали происходящее. И это было лишь начало.

В конце 1941 года заключенных начали подвергать смертельным медицинским опытам, направленным на разработку вакцин для гитлеровских войск.

Все поняли, что творится что-то неладное, когда охрана начала отгораживать блок-46 – один из двухэтажных каменных бараков возле огорода. В один зимний день, после переклички, охранник вытащил список и, окинув взглядом ряды арестантов, начал выкрикивать номера. Сердца всех, кто стоял на плацу, тревожно заколотились: списки в СС не означали ничего хорошего. Те, кого вызвали, покрывались смертельной бледностью.

Вдвойне тревожным было то, что на плац вышел доктор Эрвин Динг [240] Позже стал известен как Шулер или Динг-Шулер. . Худой и нервный, он служил раньше в Ваффене и печально славился своей безграмотностью [241] Stein, Buchenwald , cc. 58–59; свидетельства очевидцев в Hackett, Buchenwald Report , сс. 71, 210, 230; Wachsmann, KL , c. 435. . То же самое касалось его заместителя, капитана СС Вальдемара Ховена – благодаря эффектной внешности он одно время подвизался в Голливуде, но с медицинской точки зрения был еще менее квалифицированным, чем Динг. Зато он ловко делал летальные уколы фенола [242] Stein, Buchenwald , c. 58. .

Узники, чьи номера оказались в списке – евреи, румыны, политзаключенные и люди с зелеными треугольниками, – зашли в блок-46, и дверь за ними закрылась.

То, что происходило внутри, выяснилось только когда выживших выпустили назад. Динг и Ховен ввели заключенным тифозную сыворотку; они немедленно заболели – начались отеки, головные боли, кровавая сыпь, носовые кровотечения, боль в мышцах, параличи, боль в животе, рвота и ослабление слуха. Многие умерли, а остальные вышли в плачевном состоянии [243] Там же, сс. 200–203; Wachsmann, KL , c. 435. Тифозную сыворотку, которую вводили заключенным, разработали в сотрудничестве с СС фармацевтическая фабрика IG Farben и Вермахт; целью было производство вакцины для германских солдат в Восточной Европе, где бушевала эпидемия тифа. .

С периодическими интервалами в 46-й блок отправляли новые группы заключенных, которых мучили и убивали якобы во имя науки. Многие старые друзья Густава из Вены подверглись этим пыткам. Однако их спасло то, что высшее командование СС сочло недопустимым использовать еврейскую кровь для создания вакцины, которая попадет в вены немецких солдат. Евреев исключили из испытаний и вернули в прежний лагерный ад [244] Фриц Кляйнман в Gartner and Kleinmann, Doch der Hund , cc. 79–80. .

Тини и Герта сидели за кухонным столом, вооружившись иголками и нитками. Штопка давно стала для Тини неотъемлемой частью семейной жизни: со скромным доходом и четырьмя детьми ей постоянно приходилось что-то чинить и латать. В последнее время их с Гертой одежда совсем износилась, и иголки постоянно шли в ход, чтобы женщинам было в чем выйти на улицу.

Однако на этот раз они занимались не штопкой. 1 сентября 1941 года Министерство внутренних дел в Берлине объявило, что с девятнадцатого числа этого месяца все евреи, живущие в Германии и Австрии, должны носить на одежде желтую Звезду Давида – Judenstern .

Эту средневековую практику нацисты ранее уже возобновили в Польше и на других оккупированных территориях. Теперь же было решено, что всех евреев, включая и немецких, следует лишить возможности маскироваться под полноценных членов общества [245] Volkischer Beobachter , цитируется по Cesarani, Final Solution , c. 421. .