Джереми Дронфилд - Мальчик, который пошел в Освенцим вслед за отцом

Первые месяцы года выдались нелегкими: зима была суровой, с обильными снегопадами и вспышками лихорадки и дизентерии. Оба они заболели и какое-то время пролежали в госпитале, в постоянном страхе отсева и ликвидации. Густав свалился первым, в феврале. Он пробыл в госпитале восемь дней и вышел прямо перед зачисткой, в результате которой многих других пациентов, поступивших одновременно с ним, отправили в газовую камеру. Следующая эпидемия вспыхнула в конце марта и уложила Фрица в госпиталь на две недели [416] Список поступивших в госпиталь, февраль – март 1944 года, сс. 288, 346, АВМ. Болезнь Густава в списке не упомянута (там указывались только фамилия, номер и даты, а также выписка, смерть или « Nach Birkenau »), и он не сообщает о данном эпизоде в своем дневнике, где перепрыгивает с октября 1943 года сразу на май 1944-го. .

Теперь, работая на комбинате, Густав наконец познакомился с Фредлем Вохером, их благодетелем, пользовавшимся их с Фрицем полным доверием.

Для Фрица перевод в мастерскую отца означал возобновление учебы на мебельщика, прерванной в 1938 году после Аншлюса. Они работали под надзором вольнонаемного начальника из Людвигсхафена. «Он неплохой человек, – писал Густав, – и старается по возможности нас поддерживать. И уж точно он не нацист».

Лояльность народа к нацистам сильно пошатнулась, когда ход войны изменился и страна столкнулась с вероятностью поражения и реалиями того, к чему привел нацистский режим. 6 июня началось долгожданное вторжение во Францию союзнических сил. Тем временем Красная армия продолжала наступать на немцев с востока.

В июле русские вошли в Остланд, окружили Минск и захватили территорию, на которой ранее находился Малый Тростенец. Лагерь закрыли и уничтожили в 1943 году, когда он уже выполнил свою задачу. 22 июля войска, продвигаясь по территории Восточной Польши, захватили громадный концентрационный лагерь Майданек близ Люблина – он первым из крупных концлагерей оказался в руках союзников. Они увидели лагерь таким, каким он был на самом деле: с газовыми камерами, крематориями и грудами мертвых тел. Свидетельства очевидцев разлетелись по всему миру, появившись в газетах от Правды до New York Times . По словам одного русского военного корреспондента, ужас был «слишком громадным и невообразимым, чтобы до конца его осознать» [417] Константин Симонов, цитируется в Rees, Holocaust , с. 405. Другие лагеря смерти в данном регионе, такие как Собибор и Треблинка, были ликвидированы в октябре 1943 года, одновременно с Малым Тростенцом. .

Давление на правительства союзных государств росло; теперь, когда они представляли себе ситуацию в лагерях, включая Освенцим, надо было предпринимать какие-то меры. Звучали призывы к бомбардировкам вспомогательных лагерных служб и железнодорожных подъездов. Командующие военно-воздушными силами союзников рассмотрели такой вариант и отвергли его, сочтя сомнительным с точки зрения расходования ресурсов, которые, по их словам, следовало полностью направить на стратегические бомбардировки и поддержку с воздуха наступающим армиям. И никак иначе [418] Другим практическим аргументом было то, что воздушные бомбардировки недостаточно точны и потому неэффективны. Чтобы разрушить газовые камеры в Освенциме, к примеру, требовался такой заряд мощности и такой охват, что тысячи заключенных Биркенау, скорее всего, погибли бы, а уверенности в попадании не было все равно. Точно так же проблематично было попасть в железнодорожные пути, ведущие в лагерь, а с большой высоты – почти невозможно. Там, где их все-таки удавалось разбомбить, немцы просто корректировали движение и обычно чинили поврежденный участок в течение двадцати четырех часов. Аргументы с обеих сторон см. в Martin Gilbert, Auschwitz and the Allies (1981); David S. Wyman, “Why Auschwitz Wasn’t Bombed” в Gutman and Berenbaum, Anatomy , cc. 569–587; Wachsmann, KL , cc. 494–496. Что касается вопроса «почему союзники ничего не сделали, чтобы остановить холокост?», ответ автора – сделали: они вступили – и победили, ценой множества жизней союзнических солдат – в войну против государства, осуществлявшего его. .

Однако СС прекрасно понимало, что некоторые лагеря находятся слишком близко к промышленным комплексам, которые подвергаются риску бомбардировок – как Буна в Освенциме, до которого вполне могли добраться союзнические дальние бомбардировщики. Было решено принять в Освенциме меры противовоздушной обороны [419] Предосторожности на случай воздушных атак на Освенцим обсуждались на совещании лагерного командования 9 ноября 1943 года, в том числе речь шла и о затемнении. Но реальных мер не предпринималось до 1944 года (Robert Jan van Pelt, The Case for Auschwitz: Evidence from the Irving Trial (2016), c. 328). . На комбинате устроили бомбоубежища, а по всему лагерному комплексу ввели правила затемнения. Задача обеспечить лагерь специальными шторами легла на Густава Кляйнмана, который на время прервал работу по обивке мебели и занялся пошивом затемняющих занавесей. Он встал во главе швейного цеха, где работали двадцать шесть его подчиненных, в основном молодых евреек – «все послушные и безотказные труженицы». Под руководством Густава они шили светозащитные шторы, а Фриц помогал вольнонаемным рабочим развешивать их.

Начальником Густава был гражданский по имени Ганс, социалист, он частенько заглядывал в цех, чтобы поболтать и перекусить с ним вместе. Ганс отличался от прочих управляющих на комбинате, которые жили в постоянном страхе СС и настаивали на том, что фюрер знает, что делает; среди них встречались и идейные нацисты, сразу докладывавшие о любых контактах с заключенными главному инженеру, еще одному убежденному гитлеровцу.

Польским женщинам из соседнего цеха, занимавшегося изоляционными материалами, удавалось проносить на работу хлеб и картошку, которую они отдавали еврейкам, шившим шторы. Где они брали продукты, оставалось загадкой, ведь у них самих пайки были крайне скудными. Кое-что передавали и двое чешских рабочих, развешивавших шторы, которые делали для чешских евреев то же самое, что Альфред Вохер для Фрица – отвозили письма друзьям в Брно и проносили в лагерь передачи вроде сала и грудинки.

Несмотря на щедрость друзей и родни, количество пищи, на фоне количества заключенных, было микроскопическим. Все, кроме ортодоксальных евреев, с благодарностью принимали грудинку и другую некошерную еду, так как давно отказались от строгого следования религиозным законам [420] Некоторые строгие иудеи обменивали некошерную пищу на хлеб, если была такая возможность, но в Моновице имелись и раввины-хасиды, отказывавшиеся от некошерной еды, которые быстро умирали от голода (Изустные истории Мемориала Вольхейма: см. онлайн на wollheim-memorial.de/en/juedische_religion_und_zionistische_aktivitaet_en; просмотрено 4 июля 2017 года). . Некоторые, как Фриц, вообще отвернулись от религии, не в силах и дальше верить в Бога, заботящегося о евреях.