Юрий Пупынин - Побег

— Я просто хотела узнать, есть ли для вас что-то привлекательное в Борунии и борунцах.

— Борунды, по-моему, мужественные и упорные люди. Все борцы и одиночки. Как жизнь ни била бы борунца, он спокойно продолжает ткать свое семейное благополучие. В любой ситуации! Даже погибая. На борту тонущего корабля он позвонит по мобильному телефону жене или дочери, сообщив номер собственной страховки от несчастного случая, которую мимоходом оформил много лет назад. «Сюрприз, дорогая», — улыбнется он.

— Но заботиться о благополучии так естественно!

— Да? — удивился Олег. — Мне казалось, что российскому человеку это не очень свойственно. Заботиться о благополучии — это все равно что постоянно думать о будущем. А думать о будущем у нас всегда считалось чем-то сродни трусости. Это не то чтобы общественное мнение, оно как раз может быть очень даже такое... сберегательное, особенно сейчас. Но существует такая мифология характера, или, точнее, автомифология, что человеку необходимо в любой ситуации выкладываться полностью, не на шутку. Запил — так становись бомжом. Врешь — так ври так, чтобы самому с удивлением поверить в собственное вранье. Влюбился — так отдай любимой все свое без оглядки, чтобы она им владела навеки. Впрочем, это касается и денег: богатеешь, так отхватывай миллиарды. А иначе — зачем?

Он заметил, как блестят Катины глаза, и замолчал, потому что залюбовался.

— Зайдемте в кафе, — предложил он.

В Борунии не принято платить за даму, но он, смущаясь от того, что делает неприличное, все-таки настоял, чтобы заплатить.

Сразу после того, как они сели, Катя положила ладонь на Олегову руку.

— Вы все время один. Почему?

Далее шла незаполненная строчка. Автор опять забавлялся. Ставил очередной эксперимент, ожидая слов, которые родятся сейчас у бедного подопытного персонажа.

«Он где-то тут, поблизости! — подумал Олег. — В такие моменты он всегда где-то тут».

Он медленно — так, чтобы Катя подумала, что он не вглядывается вдаль, а подбирает слова для ответа, — посмотрел сначала в одну сторону, потом в другую. За столиком слева заметил угрюмого, бритого наголо мужчину лет пятидесяти, тянущего красное вино, а справа — рослую блондинку, закуривающую сигарету. Блондинка тут же улыбнулась ему, причем довольно наступательно.

Ощущать нежную Катину ладонь на своей руке было приятно, но отвечать что-то было уже пора.

— Катя, а вы знаете, что вы мне нравитесь? — вдруг сказал он.

Автор эту реплику сказать допустил. Видимо, такой ответ не шел вразрез с его представлениями о правде жизни, а также с дальнейшими планами развертывания событий.

Теперь Катя должна была отвечать и тоже медлила. Олег опять взглянул на бритого. Тот обернулся к нему и неожиданно поднял бокал вина, словно приветствуя. Крупная блондинка, в свою очередь, снова отпустила Олегу улыбку и даже кивнула. Неужели кто-то из них и есть автор? Боже мой!

— Что вы все по сторонам смотрите? — строго спросила Катя. — Боитесь вы меня, что ли?

— Немножко боюсь, — честно ответил Олег.

Как ему было не бояться? Страхов насчитывалось даже несколько. Например, завкафедрой за кружечкой пива рассказал ему недавно трагическую историю о профессоре Толботе и студентке Жанне.

Профессор Толбот был известным занудой, появлявшимся на лекциях не в свитере и джинсах, а в костюме с галстуком. Помимо того что он носил подобную, можно сказать, вычурную одежду, он еще удивлял тем, что беззаветно любил факты. «А здесь-то что странного? — скажете вы. — Он же ученый!» Ох, не все так просто с этими учеными. Это только кажется, что ученый изучает себе что-то и в ус не дует. Ученый вам не просто обыкновенный мужик, только немного поинтеллигентнее, — он является представителем науки. А наука развивается неровно, не так, как мчится поезд в степи. Как многие сложные явления в нашем мире, она развивается скорее по синусоиде, ставя во главу угла то одно, то другое. В одни времена наука проявляет повышенную любовь к фактам. Она собирает их, как старатель золотой песок, тщательно сортирует и классифицирует: мелкую крупинку кладет с мелкой, среднюю со средней, — желтенькую с желтенькой, красненькую с той, что покраснее. В другие времена в моду вдруг входят идеи. Даже неважно какие, лишь бы смелые. Факты, конечно, необходимая вещь, но идеи кажутся симпатичнее, в них тепло, вкус жизни, биение сердец.

Конечно, идеи и факты существуют всегда. Но во времена фактов обычно происходит так, что несколько фактов, после тщательного рассмотрения, порождают одну идею. Во времена идей, как правило, картина становится другой: каждый факт порождает добрый десяток идей.

Поскольку в нынешнее время в науке господствуют идеи, то профессор Толбот с его многочисленными фактами был не очень популярен. Но те, кто записался на его курс, вынуждены были с этим мириться и с горем пополам сдавать занудный экзамен.

Жанна была симпатичным, робким существом не без способностей. Но зачем она выбрала курс профессора Толбота по немецкой литературе, никому неизвестно. Зачем ей понадобился мятущийся Гельдерлин? А если добавить, что Толбот требовал читать немецкую литературу на немецком же языке, то даже Томас Манн, знаете ли, не каждому окажется по силам. Не говоря уже об Иоганне Вольфганге Фридрихе Гете.

Жанна немецкий язык, мягко говоря, не очень любила, поэтому он (в, сущности, абсолютно не виноватый) сыграл в этой драме некую зловещую роль. С немцами всегда так! Мечтательные, чуть-чуть наивные, они постоянно вляпываются в какие-то жуткие истории, вплоть до того что вдруг пригвождаются к позорному столбу в качестве чумы двадцатого века.

Помимо немецкого языка, другая причина драмы заключалась в том, что Жанна профессору Толботу нравилась. Что тут темнить! Чем-то она отвечала дремлющему в его душе идеалу борунской красавицы. Первая и единственная Толботова жена ничему такому не отвечала. Она ушла от супруга давным-давно, не вынеся царящей в доме германской атмосферы, которая заключалась, в частности, в огромном количестве музыки Генделя, проникавшей даже в кухню.

Жанна нравилась Толботу, это правда. Но в этом заключалась единственная его вина. Иначе говоря, хотя она ему нравилась, но он к ней не приставал! Да, не приставал! Завкафедрой повторил это слово дважды, с каким-то пафосом, снова вызвав уважение Олега знанием тонкостей русской речи.

Толбот черпал в Жанне вдохновение, смотря на нее на лекциях то от стола, то от окна, то со стула, на который он вспрыгивал, рассказывая о периоде «Штурм унд Дранг». Что-то эллинское видел он в ней, что-то от пугливой дриады, случайно попавшей в цивилизованный мир.

Однако несмотря на эти завораживающие реминисценции, он никак не мог поставить ей положительную оценку на экзамене, потому что она катастрофически не знала немецкого и, следовательно, доподлинно не могла оценить даже очевидную музыку первой строчки гейневской «Лорелеи»: «Ich weiss nicht, was soll es bedeuten, dass ich so traurig bin» [1] Кто мне объяснить поможет, откуда взялась тоска. — Пер. с нем. Виктора Шнейдера. .